В сторону, противоположную от Московской, ехали они, а она заметила это, когда уже остановились у «Светополя».
— Прибыли, — сказал Павел и выключил зажигание.
Учащенней забилось её сердце. Все же он привёз её сюда — не спрашивая, наперекор её воле и отговоркам.
— Давай, мама, выходи!
Римма подчинилась.
В тени акации продавали дыни. Ярко–жёлтой горкой высились они, отгороженные пустыми ящиками. Треснувшие лежали отдельно. Их спелый аромат был приятен Римме. «Ты очаровательно выглядишь сегодня», — вспомнился вдруг комплимент Светы. Она быстро улыбнулась и прошла в галантно распахнутую Павлом стеклянную дверь.
Пока выбирали столик и устраивались, Наташа позвонила в вестибюле и, проворно сев, завладела меню. Долго изучала его, потом, вскинув голову, засмеялась.
— А выпить‑то нашему мужчине нельзя.
Павел сконфуженно развёл руками.
— Ничего, отец! — бойко успокоила Наташа. — Как стукнет восемнадцать — на права сдам. Доверишь руль?
Когда‑то Римма тоже собиралась сдавать на права — давно это было, вместе жили, и Павел только мечтал о машине…
Прочь! Зачем портить такие минуты? Ничего, что они пройдут, все ведь проходит, а сейчас ей хорошо. Когда в последний раз сидели вот так втроём? Давно, восемь лет назад, — тот последний раз был и первым: до этого Наташа не бывала в ресторанах. Как и сейчас, самостоятельно изучала меню, только много медленнее, — второй класс, с запинкой читала, — а они терпеливо ждали, пока выберет. Этот самый будет она… Ну как овчарок зовут… Рекс. «Кекс?» — подсказала Римма. «Нет, не кекс. Кекс я знаю, что это такое. Рекс», — упрямо и обидчиво повторила она. «Ромштекс?» — догадался Павел. «Ромштекс, ромштекс!» — обрадовалась она, хотя понятия не имела, что это такое, — из‑за схожести с собачьей кличкой выбрала…
Павел всегда понимал дочь лучше, чем она, даже когда та совсем малышкой была, только–только говорить училась. Бывало, Римма никак не могла уяснить, чего требует от неё Наташа на своём таинственном языке, та сердилась, ручонками махала, потом в отчаянии бежала к отцу, и он — понимал.
— А я буду пиво! — заявила Наташа. — Мама, ты хочешь пива? Ему — нельзя.
Римма отрицательно качнула головой. Ему! Подчёркнуто свободно держалась с отцом, да и с нею тоже. Этим она как бы отделяла себя от них: вы сами по себе со своими сложными отношениями, спорами, разводами, а я, ваша дочь, сама по себе. Я знаю, что вы меня любите, я тоже люблю вас, а остальное не касается меня.
