— Если б он стал сопротивляться! Он начал мерзости говорить.
— О ком? О вас?
Качманов не сразу ответил — ловушку почуял.
— Не обо мне.
Больше ей не вытянуть из него ни слова… Он слишком порядочен, чтобы повторять всю ту грязь, которую, выгораживая себя, лил на голову девушки Иванюк. А в том, что лил, Римма не сомневалась теперь. И грязь‑то эту она знала — сколько раз приходилось выслушивать в зале суда.
И все же, дабы исключить ошибку, решилась ещё на один вопрос — трудный и для Виктора болезненный:
— Если девушка, которая встречалась с вами, вышла бы за другого, вы стали бы сводить с ним счёты?
— За что же? — скривив губы, произнёс он.
Так она и думала.
— Но рукоприкладство в любом случае карается законом. И это справедливо. Вы представляете, что творилось бы, если б каждый вершил над другим свой собственный суд?..
— Представляю, — сказал Качманов. — Только, к сожалению, не всех можно судить тем судом… каким меня будут судить.
— Правильно. Но есть ещё суд общественного мнения.
— Какое там общественное мнение! Плевать они хотели на него. Тут кулаком надо учить.
Не дай бог брякнет такое послезавтра на суде! Одно дело, когда правонарушение совершено в состоянии сильного душевного волнения и преступник раскаивается в содеянном, другое — если он не только не раскаивается, а, напротив, принципиально отстаивает произвол. Подводит, так сказать, теоретическую базу.
— Мне будет трудно защищать вас, Качманов.
Он зорко глянул на неё и опустил глаза.
— Я не мог поступить иначе. — Кажется, впервые за все время его голос звучал виновато. — Но я не хотел, чтобы он попал после в больницу. Это правда.
Вот все, товарищ адвокат. Ничего большего я не могу сделать — ни для вас, ни для вашей защиты. Дальше выкручивайтесь сами… А Римма смотрела на него и думала не о предстоящем процессе — о Наташе. Встречайся её дочь с таким парнем, она была бы спокойна за неё.
— Я хочу посоветоваться с вами, Виктор. — Он опять насторожённо замер: подвоха ожидал. — Как вы считаете, Люда согласится дать показания суду?
— Не знаю, — буркнул он и отвернулся. Ему, дескать, все равно…
— У меня ещё к вам вопрос, Виктор. Если не хотите, можете не отвечать. Как вы считаете: обманувший один раз непременно предаст и вторично?
— Почему вы меня спрашиваете об этом?
— Я же сказала, что можете…
— Да, — перебивая, отчеканил он. На все вопросы были у него ответы, потому что все эти вопросы он уже задавал себе.
— Предаст вторично? — уточнила она.
