Через несколько минут статная фигура Щавелева появилась в дверях.
— Карзанов! Заходите!
Почти от самой двери, в которую вошел Антон, тянулся длинный, отполированный до зеркального блеска стол. Он простирался в дальний конец большой комнаты и почти упирался в другой, письменный стол.
В проходе между столами, оживленно разговаривая, стояли двое: Антон узнал Малахова, которого видел несколько раз, вторым был Курнацкий. Малахов повернулся к идущему по ковровой дорожке Антону и сделал шаг ему навстречу. Серый, застегнутый на все пуговицы китель не скрывал его грузной полноты, а жесткий воротник, охватывающий шею, круто подпирал, как бы выдавливая вперед, крупный, тщательно выбритый подбородок. Лицо было желтовато-бледным и обрюзгшим. Усталые глаза смотрели внимательно и строго. Руки у Малахова были маленькие, с пухлыми, теплыми ладонями, но пальцы обхватили руку Антона цепко и сильно. При этом Малахов пристально заглянул ему в глаза и улыбнулся. Улыбка теплилась только на губах, совершенно не затрагивая властных серых глаз, продолжавших деловито и холодно изучать, наблюдать за оробевшим молодым человеком. Его умные, проницательные глаза видели больше, чем полагали некоторые подчиненные, а мозг, как великолепная картотека, хранил самые нужные сведения почти во всех областях человеческих знаний, важнейшие даты, имена, цифры.
Малахов показал Антону на кресло за длинным, столом, Щавелеву — поближе к себе. Курнацкий расположился — именно расположился, развалившись в кресле, — по другую сторону стола. Его отливающие начищенной медью волосы были редки на темени, крупные веснушки густо усыпали высокий с залысинами лоб, щеки и большой нос. Точно возмещая раннюю потерю волос, природа наградила его необыкновенно широкими, кустистыми рыжими бровями; сросшиеся на переносье, они захватили почти треть лба и топорщились, завиваясь на кончиках, словно гвардейские усы. Под бровями раздраженно поблескивали красивые черные глаза.
Малахов и Курнацкий многозначительно переглянулись, точно говоря: «Ну, этот Карзанов не бог знает какая находка!» Курнацкий презрительно оттопырил свои красные, точно смоченные вишневым соком, губы и укоризненно посмотрел на Щавелева: стоило из-за такого беспокоить столь занятых и ответственных людей! Вероятно, более из вежливости, чем из любопытства, Малахов спросил Антона о родителях и братьях. Антон ответил, что родители и два младших брата в колхозе, третий брат — в Красной Армии.
