Бутылка опустела. Славик тяжело замолчал.
— Выпить есть еще?
Я помотал головой.
— Катьку мы застали. Но она не кушала ничего два месяца и умом тронулась. Все бормотала, бормотала что-то. Как обезьянка. Так и померла.
Светало. Костер почти догорел. И я вдруг заметил, как дядя Славик похож на пацана, если не смотреть на его старое, красное, изрытое оспой и морщинами лицо с большим красным носом. На хулиганистого пацана лет семнадцати. И еще подумал, каким же нужно быть изначально хорошим человеком, чтобы, имея дело с Упырем, измениться только так. И еще — что же такое нужно пережить, чтобы превратиться в одинокого практичного потребителя, бредящего идеями безотходного производства, если?..
— …Сначала он был нормальный, — поставил в своем рассказе точку дядя Славик и не удержался от обобщения. — Просто барыга, дошедший до ручки. Обыкновенный упырь.
Дела у Анны обстояли не то чтобы очень.
Еще не доходя до палаты, я услыхал громкий хрип.
— Спит? — спросил я у дежурной сестры.
— Да вроде.
— Какой прогноз?
— Это к врачу.
Доктор был полный, хмурый, занятой.
— Что сказать? — пожал он плечами. — Сельская больница. Реанимации у нас нет. Пока лежит одна в палате. Нарушение мозгового кровообращения. По гоморогическому типу или другому — сказать не могу. Томографа нет. Прогноз — пятьдесят на пятьдесят.
— Она в сознании?
— Кивает, когда вопросы задаю. Мычит. Так что, скорее всего, в сознании.
— Я договорился с сиделкой. Она будет приходить два раза в день.
— Пожалуйста, — устало пожал плечами мой собеседник. — Персонал у нас, честно сказать, разный…
— Как ты, Анна?
— М-м. У-у.
— Болит?
— М-м.
— Ты не волнуйся, лежи. За домом я присмотрю, съезжу на выходных.
Неожиданно в наш разговор вмешался еще один человек:
— Молодец она у вас. Держится. Все разговаривает с кем-то. То ли в бреду, то ли наяву.
Я вздрогнул и повернул голову. За моей спиной, у дверей, под капельницей лежала женщина лет семидесяти.
— Чего испугался?
— Просто мне сказали, что здесь никого нет.
— Да я на дневном стационаре. Прокапаюсь — и домой.
— Понятно.
— Еще она все время Сашеньку какого-то зовет.
— Это сын у нее. Он умер маленький.
— Бедолага.
— Да. Всю жизнь чужих детей воспитывала. Четверых подняла. Меня в том числе.
Тут пришла сиделка. Я стал раскладывать перед ней содержимое двух огромных пакетов. Она собралась переодевать старуху. Я предложил помощь, но получил понимающий отказ.
