— Не прикасался? Нет?! Да ты его изнасиловал!
Мирейн сделал вид, что Вадин этого не говорил.
— Я не касался тебя. Я открыл собственные мысли, а ты тотчас в них погрузился.
— Логика колдуна. Ты заманил меня в ловушку. Ты вторгся в меня.
— Я показал тебе правду.
— Да. Что под личиной принца-выскочки кроется дрожащий трус.
Мирейн засмеялся. Это был хороший смех, без всяких признаков насмешки. Но жрецы — отменные лгуны, а принцы — еще лучшие, претенденты же на корону лгут почище всех.
— Предлагаю пари, Вадин. До конца этого года ты назовешь меня своим другом. Ты сделаешь это добровольно, с радостью и без малейшего сожаления.
— Скорее я увижу тебя в аду.
— Это возможно, — сказал Мирейн беспечно, но отнюдь не шутливо. — Какой предлагаешь заклад?
— Свою душу.
Мирейн со свистом вдохнул воздух. Его зубы, обнажившись в усмешке, выглядели еще острее.
— Предупреждаю тебя, Вадин. Я могу ее взять.
— Знаю, что можешь.
— Это было чертовски захватывающе, все равно что оседлать молнию или танцевать на лезвиях.
— А ты? Какой заклад можешь предложить ты?
— Место по правую руку от меня и самый высокий титул в моей будущей империи, за исключением только моего собственного.
— Я могу потребовать этого, Мирейн из Хан-Гилена.
— Знаю, что можешь, — ответил Мирейн.
Его рука отбросила стрелы лучей в глаза Вадина. Его пожатие, скрепленное пари, поражало не только своей силой, но и тем, что не превратило ладонь оруженосца в пепел. Весь жар горел внутри.
С настороженностью диких животных они одновременно оборвали рукопожатие. Отчасти из-за обоюдного недоверия, отчасти из-за того, что кто-то вошел в комнату. Это был крупный человек, который шагал широко, но легко. Они медленно повернулись, как будто непринужденно, но тела их были напряжены.
Перед ними стоял принц Моранден в своей привычной позе — расставив ноги и расправив плечи. Клеймо богини нисколько не повредило его красоте, и он держался так, словно знал это. Глаза его перебегали с одного юноши на другого. Движением век он отпустил оруженосца и устремил жгуче-холодный взгляд на сына своей сестры.
Мирейн позволил молчанию тянуться до тех пор, пока оно не разорвалось само собой.
— Дядя, — легко и холодно произнес он, — ты оказываешь мне честь. Чем я могу служить тебе?
Официальность южанина вызвала гримасу на лице Морандена. Не спросив позволения, он сел и беззастенчиво потянулся. Вадин сразу вспомнил о черном горном льве, который был особенно опасен именно тогда, когда казался наиболее спокойным.
