Когда за полночь началось представление варьете и в разноцветных лучах прожекторов появились танцовщицы в облегченных, будоражащих воображение нарядах, выделывающие соблазнительными ножками всевозможные па, Финик стал порываться выскочить к ним на эстраду. Купец прервал эти поползновения коротким и незаметным ударом по печени. Но Финик и после этого не унялся: танцующие артистки, видимо, действовали на него, как мулета на разъяренного быка. Он принялся громко убеждать публику, что закупит всю труппу оптом, на что Купец напомнил ему, что он не сын миллионера и сунул очередную порцию коктейля. Потом Финик понес какую-то околесицу относительно мировой гегемонии истинных интеллектуалов, пересыпая свое словоблудие исковерканными изречениями из латыни. Затем он надолго прилип к Лодину, стократно повторяя, что знает пять языков. Он даже попытался продекламировать в оригинале Шекспира, но дальше «Ту би о нот ту би…» дело не продвинулось. Остальное он позабыл. Или не знал никогда.
— Отстань от человека, полиглот вонючий, — терпение Купца, несмотря на благостное настроение, начало истощаться.
Леня Крот сидел тихо, как мышь, словно его и не было. Он неторопливо через соломинку потягивал свой коктейль и в разговор почти не вступал. Казалось, происходящее вокруг его мало волнует, и только беспокойные зрачки глаз ни на секунду не останавливали свой привычный бег. Тем временем ансамбль заиграл зажигательную мелодию, и на пятачке появились танцующие пары.
— Пойду подрыгаюсь, — тяжело вставая из-за стола, запыхтел Финик.
— С кем? — нахмурился Купец.
— А вон ласточки сидят, — показал взглядом Финик.
— Замри, дура, — остановил его Купец. — Такие девочки тебе не по зубам, дорогие очень. Да и мальчики у них… санаторий не поможет. Шары залил и разум помутился? Лучше выйди проветрись — вон рожа какая, хоть прикуривай.
— Купец, а Купец, — никак не унимался Финик, — ну, а с теми можно?
И он показал на столик, за которым сидели четыре молоденькие девчушки весьма скромного вида. Этакие туристочки со средней полосы России.
— Во-первых, в общественных местах я не Купец, а Гриша — заруби на носу. А во-вторых, вали, только не опозорься.
Финик потопал в угол зала, чтобы осчастливить приглашением одну из провинциалок, а Купец, повернувшись к Лодину, с ироничной усмешкой заметил:
— Дурное хобби у человека: с суконным рылом в калашный ряд соваться.
Но Финик уже выплясывал на танцевальном пятачке со своей хрупкой напарницей. Он, войдя в кураж, с азартом похлопывал себя по толстым ляжкам и так старательно лупцевал паркет каблуками, словно загонял в него невидимые гвозди.
