Я изо всех сил старался подавить малейшие поползновения страха, так как слышал о них еще и то, что подчас они обладают чуть ли не телепатическим чутьем… Той самой сверхэмпатией, которой вроде бы славился и я сам…
Я откинул забрало шлема, медленно подъехал к ним и остановился метрах в семи от вожака. Чтобы чувствовать себя увереннее, вынул сигарету и закурил, молча разглядывая их лица и стараясь не думать о том, сколько колюще-режущих предметов нацелено в меня со спины.
Всадник, сидящий справа от вожака, спрыгнул с седла и, подойдя ко мне вплотную, схватил Белого под уздцы. Альбиносу это явно не понравилось, он фыркнул, задрав голову, но тот могучей рукой опустил его шею на уровень своего лица и, приподняв ему щеки, некоторое время изучал зубы, потом коротко кивнул и вернулся к остальным, произнеся что-то негромко.
– Иди за мы, Гордокарне! – резко выкрикнул вожак, махнув мне шестипалой ладонью.
Мне сразу не понравилось это слово, потому что на их сленге это переводилось буквально как «сытое мясо».
Четверо всадников окружили меня по краям, а трое во главе с вожаком развернули своих верблюдов к выходу из ущелья. Я продолжал курить, делая невозмутимое лицо, и услышал, как сзади кто-то чихнул.
Немного утешало то, что меня не прибили на месте… Но… Откуда я знаю тонкости их кулинарии? Может, они сделают из меня отбивную возле чана с кипящей водой уже в лагере, чтобы мясо было мягче и свежее…
В общем, я изо всех сил старался не думать о плохом, а, наоборот, настраивал себя насмешливо и доброжелательно, пытаясь одновременно представлять, будто окружен опасными глюками.
Так вот в некотором оцепенении я въехал в небольшую долину. Скалы по краям ее были изрыты пещерами, являющимися одновременно и жильем и укрепленными блокпостами. В проемах пещер мелькали в полной тишине разрисованные пестрые лица.
По левому краю долины, у самой скалы, виднелась стена в рост человека, сложенная из грубых нетесаных камней. В центре ее был проем, за которым можно было различить силуэты нескольких красочно разрисованных армейских палаток.
По краям прохода стояли двое часовых со стальными трубами в руках. Они разглядывали меня с нескрываемым любопытством, перемешанным с некоторым отвращением.
Перед самой большой палаткой, в разрезанной пополам железной бочке из-под топлива, горела промасленная ветошь – грелись несколько воинов.
Мы остановились, и предводитель отряда, спрыгнув с верблюда и бросив воинам у костра какое-то невнятное междометие, скрылся за пологом палатки, ловко пригнувшись.
