Стим пожимает плечами.
- А что остается? У Захара с ногой совсем плохо. По-хорошему ему бы в больницу.
Андрей задумчиво кивает и смотрит пустым взглядом на черную громадину Ковчега, нависшую над округой, точно скала.
- Андрей? – переспрашивает Стим. – Ты слышишь – с Захаром беда.
- Слышу, - Андрей глядит на друга печальным взглядом. - Я не могу вернуться, Стас. Я не могу ему помочь.
- Ты…что ты несешь?! Мы можем проводить их с Кислинкой до лодок и отправить на другой берег…
- Черт возьми, как ты не понимаешь!? – взрывается Андрей. – Времени почти не осталось! Если хотят, могут уходить вдвоем!
- Они не хотят! – кричит в ответ Стим и указывает на Захара с Кислинкой, сидящих на куске бетона. - Разве ты не знаешь их?! Скажу, если забыл - они пойдут за тобой до самого конца! Но, спасая твоего отца, мы не можем жертвовать друзьями, очнись!
Андрей молчит, стиснув челюсти, а потом кивает.
- Ты прав. Уходите сейчас.
Стим качает головой.
- Уйдем вместе. Вытащим этого говнюка и вернемся к лодкам. Если твой отец сумел выжить здесь, то за пару дней ничего не изменится. Согласен?
- Да, да, пожалуй… - отвечает Андрей. – Тогда нужно поторопиться.
Он опускает противогаз и сквозь поцарапанную маску видит, как это делают остальные.
- Вперед.
27
Вы будете слепы, немы и глухи.
Так во времена армейской юности Андрея напутствовал молодых срочников командир взвода. Им предстоял марш-бросок в химзащите через задымленную лесополосу, и у многих уже тогда дрожали коленки и открывались понос и рвота. Советский противогаз был уродливым и неудобным – надевая его, солдат начисто лишался осязательных чувств, получая взамен лишь возможность дышать. Венец творения совковых дизайнеров был сродни кирзовым сапогам, но, лишь примерив его на себя, Андрей в полной мере ощутил откровенность комвзвода. И вот сейчас, спустя годы, слова из прошлого снова звучат в его голове. Друзья спускаются по лестнице, держа Калашниковы наготове, а внизу их ждет плотный, сгустившийся туман. И когда они ступают в него, он оказывается им по пояс. Они обходят остов вертолета, торчащий из смога черным рифом, и Химик, желая удовлетворить любопытство, заглядывает внутрь. В сгоревшем кресле пилота, закинув голову вверх, сидит обугленный до черноты труп. Огонь сотворил из тела мумию, приварив к стальному каркасу кресла. Другой труп, разорванный надвое, лежит в глубине салона, в хаосе обломков и разбросанных вещей. Безжалостный огонь не пощадил и его – превратил в уголь.
