«Кажется, с бергамотом», — отметила я про себя.
— Анюта шантажировала мою жену, — заявление Гоффмана прозвучало как гром среди ясного неба, впрочем, не такого уж ясного…
— Каким образом? — осведомилась я.
— Перед отъездом во Францию, — начал Гоффман, — Алла сумела выкупить ее долю в деле.
— Но нам об этом известно, — проговорила я.
— Да, — усмехнулся Герман Генрихович, — но вам неизвестно только, что документы тогда так до конца и не оформили!
— Почему? — изумилась я.
Гоффман в очередной раз прикурил сигарету.
— Ну-у, во-первых, — протянул он, — Алла считала ее своей подругой и доверяла ей, а во-вторых… — Герман Генрихович задумался. — …было много дел, Аллочка закрутилась…
— И что же произошло теперь? — поинтересовалась я, и, устав сидеть, перекинула ногу на ногу. Нет, все-таки наше кресло было гораздо удобнее!
— Анна требовала восстановить ее в правах совладелицы, — выдавил из себя Гоффман, стряхнув пепел прямо на стол, — однако деньги вернуть отказывалась! Напротив, — возмущенно добавил он, — она требовала с нее еще большую сумму!
— Анна давно вернулась? — спросила я. — Они часто встречались с Аллой Владимировной?
— Я не знаю, — раздраженно ответил Гоффман. — Алла не посвящала меня во все свои дела, — добавил он. — И видно, напрасно не посвящала! Теперь и я оказался втянутым в эту историю с убийством!
— Но вам же известно, что Анна шантажировала вашу жену, — проговорила я.
— Да, — подтвердил Герман Генрихович. — Алла сказала об этом мне несколько дней назад. Это было ужасно. — Гоффман нахмурился. — Алла всегда такая выдержанная, — заметил он, — а в тот вечер…
— Что же случилось в тот вечер?
— Она сорвалась, — процедил сквозь зубы Гоффман. — Первый раз в жизни я видел Аллу в истерике. И это было ужасное зрелище! — Гоффман закрыл лицо руками. — Аллочка оказалась в безвыходном положении, она не знала, что делать. Чтобы выплатить деньги, которые требовала Аня, ей пришлось бы продать наш клуб. Но она почему-то наотрез отказывалась работать с ней вместе. Нет, — он прижал руки к груди, — я, конечно, могу понять ее чувства. Когда твоя близкая подруга… — Гоффман покачал головой. — Но если не остается иного выхода, — развел он руками. — Я всегда считал Аллу разумной женщиной, — добавил он.
— У Аллы были враги? — спросила я.
— Не знаю. — Герман Генрихович пожал плечами. — У каждого человека есть враги, — добавил Гоффман. — Если он не дурак, конечно, и Алла никогда не была дурой…
— Как вы думаете, — спросила я, — а кто-нибудь еще мог знать о ее сложных взаимоотношениях с подругой?
