В самом деле, что за ирония судьбы! «Вкладывая деньги в Ренана Бенавенте, ты не прогадаешь, — говаривала бывало миссис Риджмонт. — Он обладает редким талантом увидеть и запечатлеть самую суть, душу своей натуры. Посмотри на эту несчастную: она медленно умирает, умирает внутри роскошной, раззолоченной внешней оболочки. Я не могу не горевать вместе с ней. Я не могу не сочувствовать художнику: ведь он со всей очевидностью любит душу, в ней заключенную!»
Слово «умирает» звучало до крайности зловеще. Сам Клайв предпочитал — «опустошенна». Ведь так приятно осознавать, что наедине с ним Анхела опустошенной никогда не выглядит!
Однако миссис Риджмонт восхищалась женщиной на картине, пока не узнала, что Анхела переселилась к ее сыну. С тех самых пор гордая аристократка видела в ней особу, готовую бесстыдно выставлять себя напоказ перед жадной до сенсации толпой. Бедный мальчик просто-таки одержим и картиной, и натурщицей; и мысль эта причиняла матери Клайва немалую боль. Тем более что «временное помешательство» грозило затянуться надолго. Надо думать, его решение возглавить именно испанский филиал корпорации Риджмонтов, принятое год назад, имеет самое прямое отношение к коварной соблазнительнице.
Клайв тяжело вздохнул. Да уж, те чувства, что будит в нем Анхела, обладают редкой долговечностью. Женщина неодолимо влечет его, а картина завораживает…
А теперь и Бенавенте недвусмысленно дал понять, что существует еще одна картина, во всем подобная этой. Что бы это значило? Неужели Бенавенте предпринял очередную попытку сублимировать свою любовь-манию к Анхеле посредством кисти и красок? И новая картина расскажет миру что-то такое, о чем Клайв предпочитает не знать?
Господь свидетель, ему совершенно не хочется выяснять истину… а придется. Клайв отдал бы все на свете, чтобы отказаться от приглашения на частный просмотр, да только ничего не выйдет.
Он и помыслить не в силах о том, чтобы потерять Анхелу… Тогда откуда же это зловещее предчувствие, что разлуки не избежать? Либо сам он совершит какую-нибудь непоправимую глупость, либо вмешаются внешние силы — в лице Бенавенте, или матери, или больного отца.
Виски разом утратило вкус и крепость. А картина — свое обаяние. Клайву требовалась живая женщина. Та самая, которую он только что обидел ни за что ни про что, самоутверждаясь за счет ее гордости.
Надо думать, Анхела уже в постели — теплая, покорная, любящая. Улыбнувшись про себя, Клайв запер за собою дверь и, почти не пошатываясь, направился в спальню.
