— Ну, может, поэтому ваша молодежь не пьет особо.
Иерушам соглашается, что, может, и поэтому.
— А давайте покурим, — предлагает Дэбби.
И тут уж мы все уставились на нее. Я — удивленно. Гости — с вожделением.
— У нас с собой нет, — говорит Шошана. — Хотя на таможне под парик особо и не заглядывают, но…
— А божьи одуванчики из Кармел-Лейк травкой не приторговывают? — интересуюсь я. — Там уж точно этого добра полно.
— Юморно, — говорит Марк.
— Я юморной, — отвечаю, потихоньку понимая, что мы наконец-то нашли общий язык.
— У нас есть трава, — вдруг объявляет Дэбби.
— Да ты что? — удивляюсь я. — Вот уж не думаю.
Дебби смотрит на меня, покусывая заусенец на мизинце.
— Ты что, все эти годы тайком покуривашь? — спрашиваю я в предвкушении длинного списка ее скрытых грешков. Хреновое чувство.
— У сынули нашего есть.
— У сына?
— У Тревора.
— Ну да, у Тревора, — говорю, — у нас один сын.
* * *
Мне уже хватает новостей на сегодня. Такое чувство, что меня долго обманывали. Старый секрет жены и новый секрет сына как-то переплелись и вместе нанесли удар. Я обычно долго отхожу от подобных ситуаций, особенно, когда это все на людях. Мне нужно выговориться. Уединиться с Дэбби хотя бы на пять минут и поговорить. Однако, и слепому видно, что Дэбби вообще не до меня. У нее все замечательно, и она очень занята: склонилась над столом и скручивает сигарету из обертки для тампона.
— Это мы в еще школе придумали для чрезвычайных ситуаций, — объясняет Шошана. — Когда девчонкам срочно надо, они еще не то соорудят.
— А срочность случалась часто, — говорит Дэбби, и видно, что ей весело. — Помнишь того приличного молодого человека из иешивы в Квинсе, где мы все время курили?
— Лицо помню, а как зовут — нет.
— Он все смотрел на нас, — вспоминает Дэбби. — Мы там в кружок стояли вшестером или всемером: мальчики, девочки… Друг друга не касались, такие религиозные. С ума сойти, да?
Дэбби обращается только ко мне, так как для Марка и Шошаны это совершенно нормально.
— Мы касались друг друга только пальцами, когда передавали сигарету. Этот молодой человек, как же мы его прозвали…
— Божий дар! — восклицает Шошана.
— Точно, — говорит Дэбби, — так мы его и звали: Божий дар, потому что каждый раз, когда сигарета доходила до него, он ее просто передавал дальше. Помню-помню!
Шошана берет сигаретку и прикуривает от спички, с силой втягивая в себя воздух.
— Странно, что я вообще что-то помню, — говорит она. — Правда, с этими детьми… После первой я забыла половину того, что знала. Потом, с каждой следующей, забывала половину от оставшегося. После десяти родов, странно, что я вообще не забываю задуть спичку.
