Это было живое существо. Более всего бросалась в глаза его неподвижность; оно словно бы не соответствовало законам перспективы, не меняя размеров при приближении и удалении. И в полном несогласии с иными формами жизни обладало полностью законченным видом. Ни одна из его частей не пребывала в движении; в контуре отсутствовали малейшие признаки колебания, неровности, что обычно свойственно всему живому, и то же самое лежало в основе его красоты. Глаза занимали почти все лицо, уходя далеко за скулы. С затылка свисали два сильных крыла, которые время от времени складывались, закрывая глаза и вызывая порыв обжигающе горячего воздуха. Шеи почти не было. Еще одна пара крыльев, упругих и податливых, была раскинута ниже плеч, а третья крепилась на лодыжках, словно бы удерживая все тело на весу. Ноги казались слишком хрупкими для столь плотно сбитого организма.
Сталкиваясь с чем-то необычным, европейцы — жители Африки — часто против собственной воли начинают говорить на кухонном языке кафров.
— Гамба! — взревел Крамер, что означало: «Вон отсюда!»
— А ну-ка сойди со сцены и не надо кричать, — мирно предложило существо.
— Да кто ты, черт побери, таков? — тяжело дыша в раскаленном воздухе, проговорил Крамер.
— То же, что и на небесах, — последовал ответ, — иными словами — Серафим.
— Расскажи об этом кому-нибудь еще, — пропыхтел Крамер. — Я что, на идиота похож?
— Ладно, расскажу. Только не другому Серафиму, — согласился Серафим.
Воздух наполнялся исходившим от Серафима жаром. Грим заливал Крамеру глаза, он стирал его рукавом своей сетчатой тоги. Направляясь в глубину помещения, где было не так жарко, он выкрикнул:
— Раз и навсегда, чтобы было понятно…
— Вот это правильно, — заметил Серафим.
— …это мое представление, — закончил Крамер.
— С каких это пор? — поинтересовался Серафим.
— С самого начала, — выдохнул Крамер.
— С Начала это как раз мое представление, — возразил Серафим, — а Начало началось прежде всего остального.
Спускаясь с раскаленной сцены, Крамер зацепился своим одеянием за гвоздь и порвал его.
— Слушай, — заговорил он, — я не могу себе представить, чтобы такая бестия, как ты, был истинным Серафимом.
— Истинно так, — откликнулся Серафим.
В это время жар уже выгнал меня наружу, к входу. Крамер встал рядом со мной. Собралась группа аборигенов. Начали подъезжать зрители, из-за противоположной стороны здания показались участники спектакля. Заглянуть сколько-нибудь глубоко внутрь не представлялось возможным из-за исходившего от Серафима жара, как невозможно было и войти.
