На заборе у Бабулича сушились старые огромные валенки. Пантюшкин внимательно посмотрел на них и увидел, что подшиты они не старым войлоком, как у всех в Гусихе, а подклеены резиной автомобильной шины. Матвей Фомич вспомнил белые следы на крыльце Клавы Желтоножкиной, которые смыло рассолом, глаза маленького плута Димки, и почти все стало Пантюшкину ясно.
Он повернул домой, складывая в голове речь, которую он скажет Бабуличу завтра.
По пути Матвей Фомич нарвал полевых ромашек на обочине дороги. Для Кларисы. Все-таки пятнадцать лет вместе прожили. Милиционеровой женой быть не просто. И человек она неплохой, душой за него болеет. А то, что в приметы верит, — недостатки у всех людей есть.
Преступник в старых подшитых валенках шел по спящему поселку. Он катил перед собой угольную тачку, в ней лежал громоздкий предмет, укрытый старым пиджаком. На некотором расстоянии за ним крался человек, словно тень. Он жался к забору, вздрагивая от тявканья собак.
Возле дома Клавы Желтоножкиной двое — высокий и низкий — поравнялись. Один из них ткнулся в калитку, она распахнулась, скрипнув ржавыми петлями. Высокий вынул из тачки поклажу и, стараясь ступать бесшумно, зашагал к дому.
— Ух-ух-ух… — простонал филином тот, что пониже. Напугал кур на насесте и сказал тихо:
— Осторожно, опять упадет…
— Это только у таких разинь, как вы, все падает… — сердито ответил высокий.
Сенная дверь распахнулась от одного взгляда высокого. Секунду ночные пришельцы постояли, прислушиваясь к тишине, которую нарушал лишь ход часов да храп дедушки Вани. Никто не мешал им в этот ночной час.
Когда кукушка высунулась из часов, чтобы прокуковать полночь, в доме никого не было.
А в душе Клавы Желтоножкиной и в эту ночь не возникло никаких предчувствий. Она спала, провалившись в пуховую перину, крепко, как в молодые годы. Ей снился цветной сон. Будто она пела в хоре. На сцене поселкового клуба шел концерт. В два ряда стояли нарядные бабы и выводили песню про ямщика. Клава запевала. Ухватившись за кисти черной цветастой шали, она выводила чистым высоким голосом печальную мелодию. В первом ряду сидела ее соседка Груша и плакала, не вытирая слез. Как кончилась песня, нарядные пионеры преподнесли ей большой букет красных георгинов, и весь зал начал хлопать в ладоши. Она подошла к самому краю сцены и кланялась. На этом баба Клава и проснулась. И долго не могла понять, почему в зале продолжают хлопать, а она лежит на пуховой перине в полумраке спальни.
