На серединке под грудь хватило: в яму угодил. Выше, чтоб не замочить, поднял узелок и вдруг увидел на той стороне человека в военном… Кто такой? Под кустом стоит. Смеются глаза… Да это же Федя Невидов!
— Федя! — хотел крикнуть Кирьян и оборвался в метучую холодом яму, глотнул воды.
Выбрался на берег, бросил на траву узелок и обнялся с Федором.
— Вот не ждал! — сказал Кирьян.
Федор сел в траву и стал снимать сапоги; ему на ту сторону — в село, к матери.
* * *
Путь Федора Невидова — к границе на западе. Такое он получил назначение после окончания училища.
На побывку-всего три дня. До Спас-Деменска ехал на машине/А оттуда-где на попутных подводах, где пешком-добрался до хутора. Катю хотел увидеть. Зашел к Стремновым. Катя только что пришла с покосов и прилегла на диван: устала за день. Заслышав шаги, поднялась.
В проеме дверей Федя стоит.
— Киря дома? — спросил он.
— Нет, к лесничему он пошел, — взволнованно, замлевшим голосом ответила Катя с середины избы, где застигла ее минутка этой нежданной встречи. Как во сне казался ей Федор, и как во сне оранжево дымился закат в избе.
Молча стоял он на пороге: не зная, что еще сказать.
— Садись, — сказала Катя. — Киря скоро придет.
— Не устал. Благодарю.
Никогда не видела она в военном его.
«Как идет-то к нему», — отметила Катя, как ладно прилита к нему гимнастерка, а на рукаве звезда горит в тихом сумраке.
Он на голову выше Кати, худощав, с крепкими скулами.
Черные большие брови длинно расходились к вискам, и эти брови и глаза с задумчивой какой-то усмешкой в доброй их темноте нравились Кате.
— Что вечером делаешь? — спросил он.
— Не знаю.
— И я не знаю. Приходи к кладям…
Дома Федор и часа не был.
— Отдохнул бы с дороги, Федя, — сказала мать с заботой: скоро провожать — опять в дорогу ему.
— Как-нибудь, мама, на весь месяц приеду. Зароюсь на сеновале, целую неделю только спать буду.
Аграфена Ивановна налила из горлача молока в кружку.
Молоко из погреба, холодное.
Помылся, почистился Федор. Кружку молока выпил прямо на пороге: мать уж тут остановила — и скорей к кладям. Там свидание с Катей.
Стоит на крыльце Аграфена Ивановна. Что ж грустовать? Не птенец, чай. В люди выбился, выучился — политрук теперь ее сын.
Отец под Перекопом погиб в сивашском болоте, когда Феде и годика не было.
Так и жили вдвоем в покривившейся избенке. Хлеб всякий бывал — с молодой корой и с мякиной: так им доставалось без отца, который в шлеме со звездой глядел на них с карточки, что прибита в углу, прикрытая стеклышком в рамке из березовых планок. Выстругал их Федя еще мальчонкой для папани своего.
