— И мы не отстанем. Вот так. А за косилку платить надо. Кишка еще тонка. Без штанов находишься.
Никита глянул вслед Кирьяну.
«Дери руками — злей будешь».
Кирьян шел домой по тропке за дворами, где запаренные жарой стояли у пунь и хлевов истомленные малинники.
После бессонной ночи голову чуть пьянило желанием сна.
На повороте к дому-курмень ржи с неразлучными васильками. Глянул отсюда Кирьян на Угру. Синей косой подрезала она луговое раздолье. Сейчас бы с удочками куда-нибудь под куст. Так и потянуло к реке еще более сильное, чем сон, желание.
Дома мать с отцом сидят за столом. Катя рассказывает им новости: как хлеб сдавали, как глядели на поляков и как наш эшелон промчался.
— Если бы Киря не крикнул, так и раздавило бы меня, — сказала она для пущего интереса.
Гордеевна закрестилась со страхом перед богами.
Отдаленные от мира какой-то своей печалью, взирали они с икон.
Никанор сказал дочери:
— Кто ж на путях рот разевает? А еще в школе училась, грамотная, называется… Тетеря!
К столу подсел Кирьян.
Гордеевна подметила, как осунулся сын за ночку, даже бледность какая-то в щеках, будто что из души сушило его.
На столе поджаристые пышки, плавится на них масло. Сметана в чашке. Картошка печеная обсыпана мелко нарезанным луком. На полу у печи — самовар с поставленным на конфорку чайником в розовеньких цветочках…
— Вот и дома. Быстро это вы. А мы тут с матерью сенца подкосили. Завтра подкосим, да и возить надо, — сказал Никанор сыну.
— Завтра я с бригадой косить назначен.
Не раздумывая, Никанор сказал:
— Надо, так надо. И не возражай. Для себя управимся как-нибудь.
Кирьян разорвал пышку, обмакнул половинку в сметану.
— Слышал я, объездчик в лесничестве нужен.
— Нужен. А что, или желание есть? — поинтересовался Никанор.
Кирьян обмакнул в сметану другую половинку пышки.
— Не отказался бы.
Гордеевна прибиралась у печи и прислушивалась к разговору.
— Что ты, сынок? — с испугом глянула Гордеевна на сына и на мужа. — Из колхоза не пустят. Гомон-то какой пойдет.
— Государству служить кто это его не пустит? — погрозил кому-то Никанор.
Гордеевна заметила, что Катюшка в избе. Нечего ей тут вертеться.
— Иди спать, иди. На сеновале там постелила, — спровадила она дочь за дверь и сказала мужу: — Не тронь ты малого. Работает и пусть работает себе.
— В лесу или не работа? Было бы пустое что — деньги бы да льготы не давали. А то и деньги дают, и коси вволю.
Кирьян вышел из-за стола, хотел идти спать, но остановился.
