Она неподражаемо взвизгнула:
— Господи! Новое платье!
Вашек оцепенел. Потом, двигаясь, как робот, он достал из кармана грязный носовой платок и устремил свою негнущуюся руку к бюсту барышни Серебряной; на полпути его рука сменила направление и начала судорожно размазывать соус по подолу.
— Погодите! Не надо!
Девушка резко поднялась. В ее глазах стояли слезы, что вызвало у меня сильнейший прилив нежности. Я никогда не видел ее плачущей, да к тому же из-за нового платья. Но тут уже официант заметил, что произошло; торопливо, точно при капитализме, подлетев к пострадавшей, он принялся хлопотливо ее опекать:
— Будьте так любезны пройти со мной на кухню. Мы попробуем смыть это теплой водой.
Олицетворенная взволнованность, он увел русалку, горестно взирающую на свой подол и провожаемую любопытными взглядами. В ее черных глазах явственно поблескивали слезинки, и моя нежность сменилась мощным валом глубокого сочувствия. Второй официант подошел к Вашеку, произнес с насмешливой вежливостью «Разрешите?», ловко переставил тарелку с остатками соуса на сервировочный столик и пометал скатерть.
Когда мы сели на свои места, Вашек был бледен и совершенно уничтожен.
— Обхохочешься, а? — промямлил он.
— Да уж, — согласился я. — Надеюсь, ты к этому так и отнесешься.
К счастью, он думал иначе. И сказал:
— Я пошел.
— Топить горе в вине?
Он не слушал.
— Пожалуйста, скажи ей, что за платье я заплачу. Вот… — он извлек из бумажника пятьдесят крон. — Это за обед.
— Погоди! Есть-то я его за тебя не буду!
— Значит, вернешь. И отвези ее домой на такси. Ей надо будет переодеться. Я пошел.
— Размазня ты, вот кто!
— Без тебя знаю. И совершенно незачем мне об этом напоминать.
— Дождись ее и извинись. И сам вези ее на такси. В такси можно начать атаку.
Я подначивал его совершенно безбоязненно, я знал, что он никогда так не поступит.
— Пока, — буркнул он, чуть не плача.
— А билеты?
Он остановился и снова достал бумажник.
— Вот они. Бери все. Теперь мне туда дорога закрыта.
И тут меня осенила гениальная идея.
— Открыта! Ее там не будет. Она сказала, что ей надо поехать к каким-то родственникам. Если ты не против, я захватил бы Веру.
— Естественно, я не против.
Я вернул ему один билет.
— Оставь его себе и приходи. Не дури, понял? Вере ты нравишься. А я попробую как-нибудь уладить эту историю с платьем.
Вашек обреченно махнул рукой, однако билет забрал. И направился к выходу. Его жуткая спортивная кепка скрылась за углом.
Я уселся поудобнее и поглядел на два оставшихся рыбных соуса. Из тарелки барышни Серебряной торчала ложечка с отпечатком ее пальчика. У меня уже появился четкий план действий, который мне нравился. Это была дьявольская вариация на тему нашего давнего гимназического трюка. На гимнастику я вместо себя отправлю Веру, а барышне Серебряной навру, что с билетами ничего не получилось. Вашек сейчас как раз нуждается в женском сочувствии, а Вера — женщина просто изумительная. Ну, а после того, как я ей такое устрою, она, надо надеяться, придет в расположение духа, благоприятное для моих замыслов.
