— Он не был раньше?..
Тишина. Я переводил дыхание. Ее скорость была не для меня. Свой вопрос она так и не закончила.
— Не был — что? — отдуваясь, спросил я.
— Ничего. Мне кажется, я знаю его жену… откуда-то.
— Возможно. Она дочка… министра Шнайдера… — проговорил я. — Того, что умер в прошлом году… его хоронили за государственный счет.
— Гм, — отозвалась она. — Значит, не та. Я знала в Брно одну Прохазкову из Праги. Ее муж тоже был чем-то вроде редактора.
— Может, это была его первая жена? Он с ней развелся.
— Ага.
Я прикидывал, можно ли рискнуть и пойти на откровенность. Не в эротическом плане, конечно: это в нашем обществе не наказуемо. Я имел в виду другое. Барышня Серебряная немного обогнала меня; ее бронзовые лопатки ритмично погружались во влтавские воды. Я не знал о ней почти ничего. Однако многолетний опыт подсказывал мне, что с такими красивыми девушками идти на риск не опасно. Они редко принадлежат к числу строительниц светлого будущего. Разве что строят свое личное счастье.
— Первая жена стала ему после Февраля[4] помехой, — решился я. — Она была дочерью крупного издателя и не поняла сути эпохи.
Краем глаза я следил за барышней Серебряной. Она не ответила, но мне показалось, будто ее нежный профиль слегка заострился. У меня заныло в животе. Она сильно втянула свои пухлые губы, словно намереваясь закусить их. Мы быстро и молча добрались до берега, и Серебряная поднялась по лесенке. Даже не оглянувшись на меня, она помчалась к тому месту, где мы оставили ее полотенце. Я впервые видел ее бегущей. Она бежала, как спринтер, как бронзовый фламинго; совсем не по-женски, не по-утиному; красиво — но мне это все же не понравилось: когда я вынужден догонять женщину, я чувствую себя киногероем, которые, как известно, только этим и занимаются. Однако я все-таки перешел на трусцу и очутился возле полотенца всего лишь на долю секунды позже, чем барышня Серебряная. Мне было здорово не по себе. Как если бы я сболтнул что-то человеку, а он взял да и обернулся секретарем обкома партии, так что мне обязательно пришлось бы перед ним оправдываться.
Но не успел я начать свои оправдательные речи, как заметил, что барышню Серебряную бьет крупная дрожь.
Она упала на простыню и обняла руками колени, продолжая выбивать зубами звонкую дробь. Огромные глаза превратились в две угольно-черные щелки.
— Что с вами? — спросил я участливо. — Вам холодно?
— Н-нет. Ничего. Н-немного переборщила.
— С чем?
