Старик засопел, сжал кулаки и, казалось, готов был броситься в драку. Однако даже в таком состоянии не мог не понимать, что не справится с противником.
— И ты не боишься нарушить обычай? — задыхаясь от ярости, спросил он. — Посмеешь поднять руку на тор…
Издевательский хохот помешал ему договорить.
Нет, все-таки эти бродяги до старости остаются наивными мальчишками. Наверное, оттого никто и не поверил в свое время рассказам Стипа. Никто, кроме Вазила-Неслуха.
— Чудак! — хранитель с трудом сдерживал смех. — Кого сейчас волнуют старые обычаи? Ты же сам только что говорил, что люди теперь беспокоятся только за себя. Никто и не заметит твоего исчезновения. Но ведь до этого не дойдет, не правда ли? Настоящий торговец не упустит возможности заключить выгодную сделку. Так что называй свою цену и отдавай товар, пока я не раздумал за него платить.
Он уже знал, что победил, и видел, что Микал тоже это понимает. Оставалось лишь дождаться, когда мысль о поражении дозреет в голове упрямого старика и склонит ее к земле. Но тот сопротивлялся из последних сил.
— А если цена окажется слишком высокой?
— Не окажется, — уверенно возразил Вазил. — Ты ведь наверняка хочешь уйти отсюда живым и здоровым, и поэтому не станешь просить лишнего.
Торговец обреченно вздохнул.
— Нет, не хочу. Куда мне идти, Вазил? И зачем? Даже старому бродяге, вроде меня, теперь трудно прожить в Пустошах. Уж лучше я останусь в твоем очаге. Поклянись, что не прогонишь меня и позволишь умереть своей смертью — от старости, а не от изнурительной работы или голода — и я, так уж и быть, открою тебе тайну. Но поклянись такой клятвой, которую даже ты не решишься нарушить. Клянись Силой, пока еще не покинувшей твой очаг.
В другое время хранитель, может быть, и порадовался бы унижению давнего соперника. Но сейчас даже это не было важно. Только бы узнать дорогу к Храму, а уж потом… Потом случится еще много важного. Или не случится, и тогда Вазилу станет безразлично, кто это там умирает на соседней койке. Потому что ему самому не для чего будет жить.
— Хорошо, Микал, — слова с трудом отлипали от языка хранителя. — Я клянусь. Силой. Пусть она оставит меня в то же мгновенье, как только я нарушу свое обещание.
Он помолчал немного, надеясь, что Сила откликнется, как это нередко случалось раньше в подобных случаях, подтвердит, что слышала и приняла договор. Но она молчала. Похоже, и у нее теперь не было сил на такие глупости. Или она просто понимала, как понимал и Вазил, что долго блюсти клятву не понадобится.
