Нельзя.
Потом, в своем покойчике она даст волю горю, а сейчас нужно молчать.
Мерно капает с потолка вода. Кап. Тамир забирает из рук креффа Айлишу. Кап. Бережно кладет ее на камни. Кап. Целует холодные губы, что-то шепчет, перебирая прядки волос. Сейчас он не некромант, а потерявший любимую парень. Кап. Он отходит и к девушке склоняется Ихтор. Кап. На грудь Айлиши ложатся несколько веточек сушеницы. Кап. Крефф целует покойницу в лоб. Кап. «Прости меня ягодка сладкая». Кап. Лесана, кусая губы, гладит холодную щеку покойницы. Кап. И отскакивают от стен слова Ушедших. Кап. Упала горсть принесенной с собой земли. Кап… кап… кап…
* * *
По стенам метались тени. Колдовское сияние делало лица живых бледными и серыми. В горле першило от слез. Падали, падали, падали слова заговора, который отпускал душу с земли. Лилась кровь, затворяющая мертвой путь.
— Погоди! — Лесна кинулась к Тамиру. — Погоди, я забыла…
Она пошарила за пазухой и вытащила то, что взяла с собой и о чем в своей скорби едва не забыла. Костяной гребешок.
— Погоди… — она склонилась, собираясь вложить свой подарок в закоченевшую ладонь.
В этот самый миг холодные мертвые пальцы дрогнули и стиснули запястье девушки. Черные неподвижные глаза распахнулись и посмотрели на Лесану с голодной злобой. Крик застрял в горле. Жертва сделала попытку рвануться, но неживые руки держали крепко.
— Мой сын! — покойница тянула на себя подругу. — Сына моего за что убили?
Сухой скрипучий голос не принадлежал Айлише. Умертвие, овладевшее телом, рванулось.
Ихтор что-то крикнул. Лесану швырнуло на камни, а изломанное изуродованное тело Ходящей со стремительной яростью навалилось сверху.
Лежа на спине Лесана думала только об одном: она не может, не может, не может ударить ее. В ней нет сил на то, чтобы отшвырнуть мертвую подругу Даром. Потому что это тело принадлежало когда-то Айлише и покуситься на него было надругательством над памятью несчастной девушки из рода Меденичей, которую и так хоронили, словно дикого зверя — в пещере, под толщей каменных обломков.
— Айлиша…
— Сы-ы-ын… — простонал мертвый, полный темной жути голос и руки упырихи прижались к животу. — Где мой ребенок?
Ходящая рывком обернулась, затылком почувствовав опасность.
Тамир стоял напротив и смотрел на нее безо всякого выражения. Упыриха, с трудом подчиняя себе изломанное тело, нелепо переваливаясь, сползла с окаменевшей выученицы Клесха и двинулась к некроманту:
— Я есть хочу, Тамир, — хриплым жалобным голосом заговорила покойница. — Холодно мне. А дитя плачет… вот тут, — мертвая рука ткнула в рану на голове. — Плачет…
