— ЗНАЛИ? — Нэд обвел креффов таким испепеляющим взглядом, что казалось, воспламениться должен каждый. — Стало быть, многие тут знали, что послушница с башни сигануть хочет, и молчали?! А коли нет таких, значит, все вы ей были чужими. А она вам. Каждому. Никто не ведал, что в голове ее бродит. И в душу не лез. Стало быть, не знали вы ее. В мертвецкую.
С этими словами он развернулся и ушел, оставив Тамира горбиться под тяжестью упавших обвинений.
— Идем. Идем, холодно… — мягко уговаривала его Лесана, увлекая обратно к воротам Цитадели.
Он шел следом, как стреноженный конь — куда ведут, туда идет. И думал об одном лишь: неужели завтра он ее не видит? И послезавтра? И через седмицу? И через месяц? И через год. Никогда? Он будет мужать, а потом стариться, а она навсегда останется юной девушкой. И с годами ее образ сотрется из памяти, останется только имя, и горечь, наверное, тоже притупится. Ведь все забывается. Все, что невозможно увидеть ни завтра, ни послезавтра, ни через седмицу…
Парень остановился, уткнулся лбом в щербатую холодную стену Цитадели и глухо закричал.
Лесана никогда прежде не слышала, чтобы человек кричал так надрывно и тихо. Он не то стонал, не то хрипел, и трясся с головы до пят, сминаемый горем. Хотелось подойти, обнять, но… она знала, он ни от кого сейчас не примет объятий, слишком памятны еще были те — другие, которые дороже всех прочих, и в которые уже не пасть. Никогда.
Мало-помалу, отчаяние выплеснулось из парня, подруга снова подхватила его под руку и медленно повела в Цитадель. Хотелось сказать что-то ласковое, утешающее, но она не знала таких слов, какими можно утешить в потере любимого человека, поэтому молчала, безмолвно глотая слезы и всхлипы. Жалко было обоих. Но отчего-то именно по живому Тамиру, а не по умершей Айлише горше всего страдало сердце.
— Нельзя так, чтобы ее — раздетую, в мертвецкой… ножами резали…
Голос его охрип до свистящего шепота:
— Нельзя.
Лесана кивнула, соглашаясь, и робко напомнила:
— Смотритель Нэд…
— ПЛЕВАЛ я на этого смотрителя! — яростно проорал молодой некромант.
Ученица Клесха испуганно повисла у него не плече:
— Тише, тише!!!
— Плевал я на него, — уже спокойнее повторил парень. — Ее похоронить надо, чтобы все по-людски. А он, ежели хочет, так, когда сам загнется, себя может целителям на вразумление завещать. Себя. Ее не дам.
— Так что делать-то станем? — жалобно спросила Лесана, и только тут парень заметил, какое у нее заплаканное, опухшее от слез лицо, и сколько боли в глазах.
