День казался бесконечным. Сколько оборотней она разрезала, целительница не знала, но раз и навсегда запомнила, как отличать их от людей. Словно каленым железом знания выжгли в голове. Вот только мало радости от тех знаний было.
Под вечер, оказавшись в своей каморке, обессиленная послушница, не раздеваясь, рухнула на сенник. Сил идти в подмывальню не осталось. Как не осталось их на то, чтобы затопить очаг. Вялость и тоска навалились на лекарку. Не хотелось ничего. Она оцепенела будто неживая.
Такой — застывшей, словно камень — подругу и нашел Тамир.
— Айлиша! — он бросился к лавке, на которой без движения лежала девушка.
Послушница встрепенулась, очнувшись от оцепенения, потянулась к нему — обнять, но потом вспомнила, как он этими самыми руками отрубил голову псице, и в ужасе отшатнулась. Той ночью она впервые уклонялась от ласк, которыми одаривал ее возлюбленный.
Родные некогда объятия казались теперь чужими, холодными. И впервые за долгие месяцы возник в голове вопрос: А кого она любит — того смешного, застенчивого паренька или жестокого некроманта? И знает ли она парня, что целует ныне ее плечи? Испугавшись этих страшных мыслей, целительница сама себя поправила — он это, ее Тамир, ее любимый, что учил их с Лесаной читать, что испек пирог на Листопадень. Он любит ее. И она его любит. Вот только… на сколько хватит их любви? Сердце сжалось от черной тоски.
— Что ты, что ты? — крепче обнимая девушку, спрашивал парень.
Хотелось ей сказать ему о своей любви, попросить, чтобы не отпускал никогда, чтобы рядом был, но некстати совсем вспомнились звериные глаза на женском лице, вспомнились хищные когти и предсмертный хрип, а с губ сорвалось:
— Тамир, а меня ты смог бы убить, если бы я в Ходяшую переродилась?
Он отшатнулся было, но потом горько рассмеялся:
— Глупая, никогда ты не станешь Ходящей, я не позволю, — поцеловал кудрявый затылок и принялся баюкать, как маленькую.
Не такого ответа ждала девушка, ох не того. И поняла с горечью, любимый лгал. А случись беда — как и у Лесаны не дрогнет у него рука…
* * *
С того времени выученицу целителей будто подменили.
Заледенела дочь рода Меденичей. С холодным равнодушием делала все, что велели наставники. Не было больше отказов, вопросов, слез. Уверенно резали девичьи руки тела, промывали гнойники, смешивали травы как для пользы, так и для потравы. Ихтор с Майрико по всему видно были довольны, думая, что повзрослела девка, выветрилась из нее дурь. Настоящий крефф растет.
