Парижские консьержи практически никогда не отлучаются со своих рабочих мест. Кроме того, здесь должен присутствовать месье Фернандес, но его тоже нет. Я пытаюсь себе внушить, что они отошли совсем ненадолго. На одной из двух винтовых лестниц, выходящих во двор, слышны шаги. Появляется пожилой господин в фуражке. Не знает ли он, где можно найти мадам Фернандес. «А разве ее нет на месте? — с изумлением спрашивает пожилой господин. — Обычно она всегда у себя», — добавляет он. И обещает, что попытается найти ее или ее мужа и тут же отправит их сюда, чтобы они мне отперли дверь квартиры.
Я жду. На часах уже одиннадцать. Начинаю замерзать. По второй лестнице во двор спускается женщина лет за тридцать. По ее словам, мадам Фернандес подрабатывает уборщицей в аптеке неподалеку. Я выхожу на улицу и окидываю взглядом округу. Вижу несколько магазинов, торгующих пестрыми, яркими тканями. Никакой аптеки не наблюдается. Возвращаюсь во дворик и звоню в агентство. Ах, месье Доунс, как нам жаль. Вам следовало заранее предупредить консьержа о своем появлении. Я говорю Вольфгангу, занимавшемуся бронированием, что консьерж великолепно обо всем знала. У Вольфганга немецкий акцент, но он предпочитает общаться со мной по-английски. «Мне что, надо было сообщить консьержу, когда я приду, с точностью до минуты?» — с некоторым раздражением интересуюсь я. Вольфганг заверяет, что немедленно займется моей проблемой и, как только что-нибудь выяснится, сразу же мне перезвонит.
Проходит еще десять минут. Звонит телефон. Вольфганг сообщает, что ко мне едет из предместий дочка хозяйки. Она меня и впустит. «И где же эта дочка сейчас?» — вопрошаю я. Оказывается, недалеко — в предместьях. Никакой другой, более подробной информации он мне сообщить не может. А у него, у Вольфганга, есть ключи? Нет. Значит, так, я примерно представляю, сколько человеку требуется времени, чтобы добраться из предместий до центра Парижа. В среднем два часа. Если повезет — полтора. Вольфганг уверяет, что, к сожалению, ничего нельзя поделать, поскольку сама мадам Галена в Италии. Мне остается только вздохнуть.
Проходит еще двадцать минут, и я снова звоню в агентство. «Значит, так, — говорю, — мне надо работать, и я не могу ждать ни консьержа, ни дочку хозяйки». Не будет ли Вольфганг столь любезен их поторопить? «Я посмотрю, что можно сделать», — отвечает он. Проходит еще четверть часа. Снова звонок. Сквозь смех и шум машин до меня доносится женский голос. Связь то и дело прерывается. Я выхожу на улицу в надежде, что там будет лучше слышно. Практически ничего не понимаю. Такое впечатление, что мне звонит дочь мадам Галена. Она в Риме, где сейчас находится вместе с матерью. При этом меня просят не беспокоиться, сообщая, что меня впустит в квартиру Мишель. Понятия не имею, кто она такая. Я спрашиваю, когда она явится. «Минут через десять», — слышу в ответ. Я благодарю за звонок.
