И крылья самолета родину оставили вдали
В те брежневские времена – сплошная ложь причина.
Она вконец опутала страну в том 76-м.
Правительство кричало, что живем почти при коммунизме,
А в магазинах не было почти что ничего, живи постом,
Кормись ты хоть травой в родной отчизне.
Портреты бровеносца понаклеены везде,
Они смотрели жутью – всю обвешанной железкой.
В умат я пьяных увидал людей,
В отменном русском мате и походке их нетрезвой.
Ведь вроде бы застой, а в яму падает страна.
Великая страна с огромной территорией, что победила.
Она не поняла, что дальше лгать нельзя,
А что поделаешь, ведь КГБ везде, а это сила.
Инакомыслящих сажали ни за что,
Под одеялом с женушкой сказать хоть слово,
Что недоволен ты зарплатой, что работаешь ты ни про что,
Не можешь мяса немороженного ты купить простого.
Вот магазин с длиннющей очередью да мороз,
И просьбы к мяснику: «Костей поменьше дайте»,
«Язык – тот только без костей, получишь счас навоз,
Из Аргентины мясо получаем мы с костями, знайте».
Мясник – он первый человек в стране,
Ему там все дороги и пути открыты,
Он дефицит достанет даже на Луне,
И много денежек в матраце у него зарыто.
Колесный стук, и клетка из железа появилась, как сама,
А в ней кусками грубыми перемороженное мясо.
Такое мог придумать только сатана,
И мясо чрез решетки рвет толпа, и многие напрасно.
Директор магазина с красной рожей наблюдает издали.
Он наслаждается картиной несуразной,
Как люди в снеге да с мороза возятся вдали,
Пытаясь пропитание достать в возне той безобразной.
Откуда мясо и нормальные продукты, господа?
Ведь сорок экземпляров Золотой Звезды для бровеносца,
Оружие в Анголу, в Эфиопию гони скорей туда,
Чтоб коммунизм в тех нищих странах засиял, как солнце.
Не только о еде насущной речь я поведу. В те времена
Одежда стала для семьи каким-то наважденьем.
На те гроши, что сэкономили, не купишь ни хрена,
Советскую кривую покупай, носи по воскресеньям.
Не лучшие профессии достались нам,
За что наказаны с женой и маленьким ребенком.
Вот инженер – экономист, учитель я,
Мы задыхались от безденежья, кредит спасал и только.
А сверху наглое, отъевшееся старичье.
И что для них сто сорок миллионов оборванцев?
Галина Брежнева с Чурбановым, гэбэшным муженьком,
Возилась в драгоценностях и бриллиантах.
А как хотелось что-то вкусное на праздники купить.
Вот здесь мне повезло, имел я друга.
Он следователем в милиции служил,
А там порука нерушимая идет по кругу.
Ну, в магазин, в подвальчик, да с директором – вот красота,
