Саблями крещенные | страница 69
— Теперь продержимся, — заверил его полковник. — Мне бы хотелось, чтобы эти голодранцы действительно прорвались сюда. Никогда еще я не был столь лютым на них, никогда не стремился истребить всех до единого. Не зря же я поклялся, что, рано или поздно, пораспинаю их, живых или мертвых, на столбах; причем так, чтобы от вашего поместья и до самого Каменца. Так и напишите, господин историограф: от усадьбы господина Зульского и до самого Каменца. И да поставим свечи по усопшим.
— Вначале мне нужно все это увидеть собственными глазами, — невозмутимо возразил де Шевалье. — Фантазиями занимаются писатели и драматурги, меня же интересуют свершившиеся деяния.
— Знаю, что именно вас интересует, знаю, — мстительно блеснул глазами полковник, когда они взошли на небольшую ротонду, полукругом опоясывающую двухэтажный особняк Зульского.
— Интересно. Поделитесь-ка своими предположениями.
— Хотите предстать перед Францией, да и всей Европой, мессией страждущего народа, сражающегося в полуазийских степях против ненавистных поработителей-поляков? Поэтому-то не победы отряда полковника Голембского вы жаждете, а победы этой разбойничьей орды.
— О, нет, это не разговор, — решительно покачал головой де Шевалье. — Поэтому сразу же «поставим свечи по усопшим», господин полковник, — ответил его же поговоркой.
29
Они сидели в углу, почти под лестницей, ведущей на второй этаж трактира, оба — одетые в порядком изношенные, а потому бесцветные морские куртки, сработанные из крепкой, да к тому же огрубевшей от соли и пота, ткани.
— Уходят, — натужно ронял слова Шкипер, лишь для видимости поднося ко рту кружку с пивом. Его собеседник, бывший моряк Гольен, много лет прослуживший на испанском флоте, знал, что в луженой гортани Шкипера разрасталась погибельная опухоль, и старался не обращать внимания на его уловки. — Они, эти, — кивнул рыбак в сторону десятника Григория Родана, — уже уходят отсюда.
— А что это за воины? Правда, что их навербовали где-то в татарских степях?
— Как и то, что завтра их уводят под стены Дюнкерка.
— Почему ты считаешь, что их уводят, если в лагере из повозок, устроенном рядом с фортом, никаких признаков того, чтобы они куда-то собирались? — Лицо Гольена было похоже на печеное, полуизжеванное яблоко. Когда он хитровато, по-лисьи ухмылялся, оно морщинилось так, что теряло всякие человекоподобные черты. Рот, нос, глаза — все терялось в глубоких складках морщин.
— Потому и не видно приготовлений, что они прирожденные воины, всю жизнь провоевавшие с турками и татарами. А те похитрее твоих испанцев.