Сирко и слушал, и не слушал его. Что-то встревожило полковника. Какое-то предчувствие вдруг вселилось в его сердце, да только не мог понять опытный воин, чем оно порождено.
— Лики святых, говоришь, не нравятся этому богомазу? — спросил полковник, лишь бы продолжить беседу. Сам он в это время внимательно всматривался в очертания возвышенности, которая вырисовывалась посреди долины.
— Словом, пригрели его наши челядники. А то ведь собирался пешком паломничать до самого Каменца.
— Захотелось обратиться в веру отца и стать мельником? Но как только увидел графиню Диану — снова вспомнились лики непорочной Девы Марии? — подхватил Сирко. — Решил, что будет рисовать иконы Богоматери, любуясь личиком грешной француженки. А, ротмистр? — попытался расшевелить угрюмо умолкнувшего поляка.
— Был бы он гусаром, сегодня же вызвал бы его на дуэль. Впрочем, француженка совершенно неблагосклонна к нему.
* * *
Заслышав позади себя топот копыт, графиня сначала решила, что это кто-то из офицеров, однако еще какое-то время продолжала скакать не оглядываясь: ни одного из них своим «рыцарем сердца» она не избирала — мужчины уже должны были понять это.
— Госпожа графиня! Я буду сопровождать вас! — вдруг раздался звонкий юношеский голос, совершенно не похожий на голос ни одного из офицеров. — Вам нельзя одной, госпожа графиня, я готов охранять!
Диана недовольно оглянулась. Вслед за ней трясся на неоседланном коне худощавый, с почти детским, прыщеватым лицом парнишка лет семнадцати. Неопрятные, слипшиеся волосы его, очевидно, могли оказаться русыми, однако давно потеряли цвет и свисали грязными космами. Расхристанная рубашка заляпана, словно о нее много раз вытирали кисти; штаны разорваны, ноги босые и, судя по всему, давно не знали никакой обувки.
— Наконец-то и у меня появился защитник. — Она насмешливо скользнула взглядом по самодельному копью, взятому юношей у кого-то из челядников, ратище которого казалось слишком тяжелым и толстым для тонких пальцев «рыцаря»; по болтающейся в деревянных ножнах сабле. — Откуда Бог ниспослал мне вас, дикий рыцарь благородных степей?
— Я пришел с обозом полковника.
— Так и поняла. Оружие вы похитили у дядьки-обозника, на повозке которого ехали?
— Почему же похитил? Нет, попросил. Он сказал: «Бери и скачи, коль уж…» — парнишка замялся и не решился повторить то, что услышал от старого обозника.
— А на рубашке следы крови противников, убитых на дуэли?
— Краска это, — простодушно объяснил парнишка. — Я был учеником монаха-маляра, богомаза. Да только чему у него, пьяницы всегрешного, научишься? Краски растирал, ставни у старшины местечковой раскрашивал — вот и вся моя «наука».
