Она говорила о Никите Гладышеве.
— Вон там, справа, — показал я рукой.
— Какой ужас! — чуть слышно обронила Елизавета Павловна. — Если бы это случилось с моим сыном, не знаю, что бы я…
— Елизавета Павловна, — перебил я, — расскажите мне о Никите Гладышеве. Я хочу понять, что за человек был этот юноша.
— Вы полагаете, что учителя так уж хорошо знают своих учеников? — не без горечи откликнулась Ромашина.
И замолчала. Она долго смотрела на воду, лениво плескавшуюся около причала. A еще два дня назад здесь безумствовал шторм.
— Собственно, что вы хотите доказать своим расследованием? — Елизавета Павловна резко повернулась ко мне.
— Я хочу установить истину: как и почему погиб Никита Гладышев. Пока меня не убеждает, не удовлетворяет ни одна из трех версий, над которыми мы работаем. Могло произойти убийство, самоубийство и несчастный случай.
— Но так ведь не может быть! — возразила она. Что-то одно из трех?
— Совершенно верно, — ответил я. — Я сконцентрировал внимание на версии, по которой…
— Гладышева убили, да? — напряженно перебила Ромашина.
— Нет, — покачал я головой, — по которой с ним произошел несчастный случай.
— Вам что же, так удобнее? Почему?
— Почему? — повторил я. — Я вам отвечу. Если не возражаете, вопросом на вопрос. Выходит, вы допускаете, что Никиту Гладышева могли убить, столкнуть в воду?
— А вы опасный собеседник, Дмитрий Васильевич, — заметила Ромашина. — С вами ухо востро нужно держать!
— Ну, вам-то зачем его со мной так держать? — пожал я плечами.
— Не скажите, не скажите! — живо возразила Ромашина. — Вы следователь. А погиб учащийся из моего класса…
Ее намек был более чем прозрачен. Ромашиной, как и директору Румянцеву, тоже хотелось, чтобы я искал причину гибели Никиты Гладышева где-то в ином месте
Я сделал вид, что не понял смысла ее слов. И продолжал:
— Например, мог кто-нибудь отомстить Гладышеву? Мог Никита быть для кого-нибудь врагом?
— А почему бы и не? — вдруг жестко произнесла Ромашина. — У него был трудный характер.
— Ну, а покончить с собой Никита Гладышев мог? Такое вы допускаете? — Я посмотрен на нее в упор.
— Когда речь идет о Гладышеве, — помолчав, ответила Ромашина, — я допускаю все что угодно.
— Вот видите! — усмехнулся я. — Вы тоже допускаете все что угодно. Однако у вас есть передо мной одно несомненное преимущество. Вы классный руководитель девятого “Б”. Сколько лет вы знаете Никиту Гладышева?
— Пять.
— А я его совсем не знал. Поэтому давайте вернемся к характеру Гладышева. Вы назвали его трудным. Но почему?
