– Первородный грех! – саркастически добавил Хоакин.
– Вот, вот, – воскликнула дочь, – он самый, от которого ты так и не избавился!
– Но ведь раз меня крестили!..
– Это не имеет значения.
– И для того чтобы излечить меня, ты собираешься постричься в монахини, не так ли? Так вот, прежде чем давать лекарство, нужно поставить точный диагноз, установить происхождение болезни…
– Да избавит меня господь от этого, отец, меньше всего бы я хотела быть твоим судьей.
– Однако осуждать меня можно? Разве не так?
– Осуждать тебя?
– Да, да! Осуждать… Вот так взять и уйти в монастырь – это и значит осудить меня…
– Ну, а если бы я вышла замуж? Если бы я бросила тебя ради мужа?…
– Смотря ради какого мужа.
Наступила короткая пауза.
– Так вот, дочка, – продолжал Хоакин, – со мной и в самом деле творится что-то неладное; я страдаю, страдаю уже давно, почти всю свою жизнь. Многое из того, о чем ты догадалась, – правда. Но своим решением постричься в монахини ты прикончишь меня, доведешь меня до отчаяния. Имей сострадание в своему отцу, несчастному отцу…
– Именно из сострадания…
– Нет, из чистого эгоизма. Ты видишь, как я страдаю, и тем не менее бежишь. Желание ничего не видеть и не слышать влечет тебя в монастырь. Разве это не есть чистейший эгоизм? Представь себе, что я заболел тяжелой, затяжной болезнью – ну, к примеру, проказой, что ли; разве ты ушла бы от меня в монастырь под предлогом вымолить мне у бога здоровья? Ответь, бросила бы ты меня?
– Нет, конечно, я бы тебя не бросила. Ведь я твоя единственная дочь.
– Так вот считай, что я болен проказой. Останься ухаживать зa мной. Я перейду под твою опеку, буду делать все, что ты пожелаешь.
– Ну, если так…
Отец поднялся и, глядя на дочь увлажнившимися от слез глазами, обнял ее и прошептал на ухо:
– Хочешь вылечить меня?
– Конечно, отец.
– Выйди замуж sa Авелина.
– Что? – воскликнула Хоакина, высвобождаясь из отцовских объятий и оторопело глядя на Хоакина.
– А что… что, собственно, тебя удивляет? – несколько смущенно пробормотал отец.
– За Авелина? За сына твоего врага?
– Кто тебе сказал, что его отец – мой враг?
– Твое упорное молчание на протяжении многих лет.
– Так вот именно потому, что он сын того, кого ты называешь моим врагом…
– Я не знаю, что происходит между вами, и не хочу знать, но последнее время ты так обхаживаешь его сына, что меня обуял страх… Я боюсь… даже сама не знаю, чего боюсь. Твоя привязанность к Авелину показалась мне чудовищной, какой-то зловещей.
