Она не знала, как разбудить в нем желание, как дать ему знать, что она все та же Джейн, которая хочет его. За что это новое испытание? Она потеряла отца, потеряла ребенка, а теперь, казалось, теряет любимого, хотя он неизменно находился рядом.
Однажды утром Джейн приоткрыла сонные глаза и встретила взгляд Фрэнка. Прежний взгляд! Страстный, нетерпеливый, ищущий!
Сильным движением Фрэнк привлек к себе Джейн, запрокинул ее голову и поцеловал. Его губы пылали, от него исходил неистовый чувственный жар. Господи, она, ее тело по-прежнему желанны и необходимы ему.
Сгорая от желания, она сорвала с себя ночную рубашку и в сладкой истоме припала к его мускулистому телу, жадно, торопливо лаская его.
— О Джейн, — простонал Фрэнк, — ты действительно так сильно хочешь меня?
— Да, да, да… — шептала она, продолжая ласкать его.
— Скажи мне это еще раз, Джейн. Прошу тебя, повтори, повтори!
— Я хочу тебя, — проговорила она, без стеснения, без робости, с откровенным бесстыдством зрелой, жаждущей женщины. — Я хочу тебя всем своим существом.
— Джейн, я дам тебе все, все, что во мне есть. Но я боюсь себя, боюсь быть слишком напористым, агрессивным, я страшился этого все те долгие ночи, что лежал без сна рядом с тобой, — признался Фрэнк. — Ты такая нежная, пленительная… я просто схожу с ума.
— Ох, Фрэнк, как я истосковалась по тебе, по твоим губам, рукам, твоему телу…
На этот раз он не торопился. Он долго и нежно ласкал желанное тело, скользя губами по самым потаенным его уголкам. Он сознательно длил и длил то ощущение высшего блаженства, которое источало ее тело под его нежными требовательными пальцами.
Джейн, охваченная экстазом, с восхищением смотрела на волнистые темные волосы, дымчато-серые, светящиеся страстью глаза, на тени от мягких густых ресниц, любовалась налившимися силой мышцами его рук и груди, упругим плоским животом.
А потом ее ноги непроизвольно сомкнулись вокруг его стройных бедер, а руки обняли спину, нежно поглаживая грубые шрамы Фрэнка. Когда она ощутила в своем лоне тяжелую плоть, ей показалось, что из безмерного пространства появилось вдруг сверкающее серебряное облако и накрыло их сомкнувшиеся в порыве страсти тела.
Джейн медленно, очень медленно возвращалась к жизни. А вернувшись, прежде всего задала вопрос, который давно уже ее мучил:
— Фрэнк, скажи откровенно, ты не сердишься на меня за то, что я не уберегла ребенка?
— Джейн, опомнись! Как это могло прийти тебе в голову? Я был потрясен, узнав о твоей беременности. Когда в больнице мне сказали, что ты потеряла ребенка… Я даже не представлял, как мне будет тяжело. Но больше всего я страдал из-за тебя.
