Степан Бердыш | страница 111
Пригибаясь как можно ниже, Савва помчался к неказистому домишке. Подпрыгнул, подтянулся, достиг крыши, взмахнул полой и, перемахнув через трубу, поскакал дальше. Такому ловкачу ничего не стоило обогнать кривого торопыгу…
Годунов рылся в бумагах. Взлетел жёлтый лист, вчерашний из Астрахани. За ним другой — с кратким отчётом Бердыша о делах на Волге. Письменный отчёт — ничто. На словах доверенный гонец сообщил куда больше. Но всё это сейчас — вчерашняя каша, дело пятое…
Личный телохранитель немец Яшка доложил, что Кремль со всех концов обступает взбунтовавшийся сброд. Затевать кровопролитье, противопоставив себя всему чернолюду, — сумасшествие. Но неужель нынче всё это и окончится? Всё?!
Новый всплеск насилия и ора за стеной, Яшка поспешил разобраться. Борис Фёдорович сжёг несколько бумаг, снял со стены широкую саблю, перекинул через плечо портупею… Взял со стола бронзовый светец и, натужась, смял. Ладонями. Обнажил крепкие резцы:
— Есть покуда силёнка. Живым не возьмёте, проклятые.
Шум и пальба близились. Вбежал Клешнин.
— Вельможа, скорее! В Грановитой палате Шуйские толкутся. Скалятся… Чего-то студное замыслили…
— Иван Петрович там?
— Нету, говорят, у ворот — со стрельцами.
— Так, стало быть, откроет ворота воронью, негодный! А много ль за нас воинства постоять готово? — спросил почти без надежды.
— Ох-ох, боярин, слегка мало тут… ну то никого! — голос немца, и тут же он сам в проёме: шатаясь, захлёбываясь, одышливый, лицо перепачкано кровью. — Туренин где-то вуглупь горот…
— Ладно. Беги к Дионисию. Немедля пускай к Грановитой палате… Под божью длань встану. — Про себя добавил: «Что, как этот бурундук поможет»…
Так-так, проворачивается в мозгу. Ну, вот, кажись, и всё… И грянул час! Давешний сон в руку вышел… Пришёл… Долгожданный… Знал вить, чуял… Недаром казну в Соловки сплавил. Чтобы кораблём и — до Лондона. Нет ведь, сиидел, глупец, чего-то ждал. Дождался. Щас тебе за все разом отольется… Что ж, посмотрим, как государь…
Борис Фёдорович широким шагом вошёл к царю.
— Фёдор, спасай меня.
Царь только вот как стряхнул хмарь послеобеденной дрёмы.
— Да, что, помешались, что ли, все вы? — накладывая на мосластые плечи платно, зевнул безразлично.
Отчаявшийся Борис грубо схватил его, приподнял. Встряхнул. Царь испугался, остекленело уставился на разъярённого шурина.
— Не до шуток, царь, — жёстко процедил Ближний боярин. — Чернь в Кремль всочилась! — в подтверждение кремлёвский двор содрогнулся от пронзительного гомона:
