Еще с больницы я замечал, что мало эмоционален по сравнению с другими людьми. Нет, когда я оказывался в острой ситуации, вроде истории с кошкой или конфликта с деканом, я испытывал все соответствующие эмоции сполна. Но стоило адреналину прогореть, и я становился ненормально спокойным, словно мне не досталось частички души, отвечающей за мельтешение чувств. У меня полностью отсутствовала эмоциональная рябь, которую у других вызывают всякие «а вдруг» и «а если». Нет - значит, нет.
Только что с Грейнджер я испытывал сложную смесь досады и сочувствия. Я понимал, что здесь ей одиноко и что не настолько она ужасна, чтобы заслужить всеобщее отчуждение, поэтому не прогонял её всерьёз. Скорее уж я вёл себя как старая ворчливая бабушка, и девчонка инстинктивно чувствовала, что в глубине души я отношусь к ней неплохо. Она была энергичной, она была общительной, ей требовалась компания, а я был единственным, кто не отворачивался от неё.
Но сейчас Грейнджер ушла, и во мне воцарилась полная тишина. Словно эта девчонка приснилась мне мгновение назад и навеки канула в прошлое.
Что-то похожее я ощущал и в отношении родителей маленького Гарри. Я не знал их - и их не существовало для меня. Я вообще не испытывал потребности в родителях, словно сто жизней подряд был сиротой. С газеты на меня смотрела очень миловидная, но в целом очень заурядная молодая женщина, отец был ей под стать - беспечный жизнерадостный хлыщ, не знающий ни трудностей жизни, ни отказа в развлечениях. Они выглядели гармоничной парой.
Подробности налёта в газетах почти не описывались. Мне показалось подозрительным, что Дамблдор очень вовремя прибыл на место события - когда мои родители уже погибли, а я еще не успел сгореть вместе с остатками семейного дома. Не менее подозрительным выглядело и то, что газеты уверенно заявляли о гибели Неназываемого, хотя очевидцев там не было и его труп так и не нашли, потому что вряд ли по горке пепла, которую выдавали за прах Вольдеморта, можно было что-то опознать. С чего вдруг возникла уверенность, что он не сбежал с места происшествия, вызывало у меня полное недоумение.
Больше всего газеты свистели обо мне, хотя уже через сутки я был отправлен к Дурслям. Упивающихся понемногу отлавливали - и при каждой их гибели, каждой поимке, каждом судебном процессе неизменно подчёркивалась роль Мальчика-Который-Выжил. Каждый год в газетах сообщали о дне рождения этого необыкновенного мальчика, никакой Хеллоуин не обходился без заметки о великом историческом событии с Мальчиком в главной роли. Складывалось впечатление, что вокруг моей персоны вёлся жёсткий целенаправленный пиар. Имена авторов я запоминать не стал - папарацци так подолгу не живут.
