— Нет. После ужина мы сели в метро на Гудж-стрит.
— И доехали до Ватерлоо?
— Да.
— А обратно?
— Ну, лично я прогулялся по набережной и Вестминстерскому мосту. Вечер стоял прекрасный, так что я полюбовался видом на реку. Ну а уж когда я увидел парламент в лучах заходящего солнца, у меня прямо дыхание перехватило. Я вообще-то не пламенный патриот, но от такого зрелища у меня всегда наворачиваются на глаза слезы.
— Ну а что же Марк?
— Думаю, он поехал на метро.
— Он не сказал, куда собирается?
— Наверное, обратно на Гудж-стрит. Оттуда до Блумсбери рукой подать.
— Вы уверены, что он поехал именно туда?
— Нет, просто предполагаю. Я же с ним не был, так что точно сказать ничего не могу.
— Во сколько вы ушли из бара?
— Примерно в половине десятого. Может, без пятнадцати одиннадцать.
— А где Марк оставил свою машину?
— Понятия не имею. Наверное, рядом с квартирой. Или в гараже, если он, конечно, там есть.
— О чем вы говорили, сидя в баре?
— Обсуждали кино. Ну и работу — костюмы, декорации и всякое такое.
— На ваш взгляд, какое настроение было у Марка в тот вечер?
— Обычное, — пожал плечами Ваймен. — Ничего особенного. Потому и не понимаю, с чего это он вдруг так…
— Он не показался вам расстроенным? — спросила Энни.
— Нет.
— Может, его что-то злило? Огорчало?
— Нет.
— Мы слышали, — вновь вступил в разговор Бэнкс, — что последние две недели Марк был в дурном расположении духа. Стал раздражительным, нервным. Вы этого не заметили?
— Нет. Может, это быстро прошло? Или поездка в Лондон его немного развеселила?
— Возможно. Но не будем забывать, что, вернувшись в Иствейл, он на следующий же день поехал в Хиндсвелский лес и повесился. Мы пытаемся понять, не подтолкнуло ли его что-то к самоубийству, не случилось ли чего? Или суицид стал логичным завершением его депрессии?
— Простите, но тут я вам не помощник, — снова пожал плечами Ваймен. — Я даже не знал, что у него была депрессия. Он очень хорошо это скрывал.
— А вам не показалось, что у них с Лоуренсом в последнее время начали портиться отношения?
— Во время поездки он о Лоуренсе не говорил. Собственно, он вообще о нем не говорил, только если я спрашивал сам. Марк был патологически скрытен, когда речь заходила о его личной жизни. Не об ориентации — ее он никогда не скрывал и не стеснялся, — а о том, с кем он живет, с кем встречается. Вероятно, предыдущий его роман был неудачным, и потому он стал немного суеверным. Боялся сглазить. Что, если он будет обсуждать эти отношения, они немедленно испортятся.
