Защищенность гуннов ореолом показной нравственности и веры здесь не работала. У гиксосов вообще не было понятия истины, нравственных ценностей. Они тут были не нужны. Нет культа чего-то высшего, оценочные стандарты высокого и низкого уравниваются в правах. Высшее – это лишь достижение передовых технологий, позволяющее насладиться новинками, богатым в первую очередь.
Предельно правдивое дно откровенности и абсолютной естественности, лишенной провинциального стыда гуннов, под его покровом вершащих постыдное. Только правда рациональности. Полная свобода от любви – голый секс. Что-то уже не человеческое, безжалостное и роковое, как – вспомнил! – в Освенциме. Изнанка жизни.
Но было в гиксосах своеобразное обаяние: совсем не было лицемерия и лжи, при таком образе жизни им неоткуда было появиться. И совсем не употребляли мата, его заменяла опасная интеллигентность речи. Постоянное присутствие голой правды обходилось без него.
У гиксосов гуманные законы, вернее, их совсем не было, как не было и суда. Они бы мешали свободе. Главным был деловой контракт, он обозначал все. Неудачник сам вершил суд – кончал с собой.
Здесь жили гораздо богаче. Успех стал признаком достоинства и добродетели. Утвердившаяся дарвиновская теория естественного отбора – элиминации особей, отклоняющихся от средней нормы, давала успешным право быть честными.
Здесь тоже считали, с большей правотой, что гунны нарушают права человека, и обвиняли их в коррупции. Ее тут не могло быть. Коррупцией считалось, если Сар не делится со своей элитой.
Гиксосы гордились своей свободной страной, и считали, что так должно быть во всем мире. Противостояние с соседями перешло в этические и психологические формы, хотя никто не знал, зачем оно. Просто пушки были наведены друг на друга. Видимо, это было выражением животной жажды захватить новые пространства, полные сокровищ.
Мы уже не бежали панически от такой обнаженности. В ней была некая честность, лишенная лицемерия. Не здесь ли истина, в этом оскале бездны?
У гиксосов я был известен как пришелец из неведомой земли. Был интересен, и местная элита разбирала меня нарасхват. Меня приглашали на встречи местные интеллектуалы. Они мало отличались от элиты гуннов, но в них было нечто благотворное – широта и разнообразие стоически и безнадежно сражающихся со временем. Их девизом было древнейшее гиксосовское учение «Ничего не дорого, кроме сладостной жизни» и «Все бренно, живи и радуйся, пока не умер».
