Срок для Паши оговорили — до утра. Среди ночи он растолкал спящего стоя Олежку.
— Пойдем, места освободились.
В самом деле, на нарах освободилось сразу два места. Для Олежки и для Паши.
Два прежних владельца были бездыханными сброшены на загаженный пол, удавленные Пашиными крепкими руками на шнурках своих же нательных крестиков.
В ту ночь, укладываясь на свободное место рядом с Пашей и распрямляя ноги, гудевшие от долгого стояния, Штейн сделал для себя вывод на всю жизнь: если тебе нужно место — займи его сам. Или пусть тебе его проиграют. В этой жизни жалеть некого.
«Ах, Паша, Паша! Дружок ты мой закадычный! — подумал Штейн о друге своего беспризорного детства, с которым вместе прошел и детприемник, и колонию. Да и первые шаги во взрослую жизнь они сделали почти одновременно и почти по одной дорожке. — Знал бы ты, в какую передрягу я попал!».
Штейн поставил на свое место Пашу Рукомойникова и представил, как бы он поступил в его положении. Прикинув в уме так и эдак, он решил, что пусть все остается на своих местах. Паша на своем месте, он, Штейн — на своем. Паша с детства привык помогать голове руками, и был решителен до дерзости в своих действиях. Он бы, пожалуй, одной пилкой для маникюра перерезал половину немецкого посольства, но добрался бы до фон Гетца и Валленштейна, вытащил бы их оттуда. А тут тоньше надо работать. Деликатнее.
Штейн вернулся к своим размышлениям.
«Но, раз есть начальники, для которых мы стали опасными свидетелями, то, значит, должны быть и другие начальники, для которых мы — свидетели нужные и желанные. Которые ищут нас и в нас нуждаются. Которые будут нас охранять и прятать. До тех пор, пока в нас не отпадет надобность и мы снова не станем бесполезными и ненужными».
Штейн подвел промежуточный итог спокойно, как бухгалтер подбивает баланс. Да, идет на них охота. Ну и что? Сам Штейн спрятался в американском посольстве, считай, на территории Северо-Американских Соединенных Штатов. Достать его здесь не смогут, если, конечно, не предположить невероятное. Например, на крышу посольства сбросят десант.
«Главное, самому не упоминать о переговорах, — предупредил сам себя Штейн. — Я прибыл с заданием ликвидировать Синяева. Вот от этой версии и будем плясать. О смерти Синяева известно всем, об этом сообщали в газетах. Если америкосы не полные придурки, то они не станут шантажировать меня этим убийством. Зачем? Я и без того пришел добровольно и заявил о готовности к сотрудничеству. Так зачем же меня дожимать? Пойдем дальше. Фон Гетца арестовали. Кто — не важно. Пусть это пока останется тайной. Судя по тому, что евреев отпустили — ниточка тянется к Гиммлеру или к его окружению. Значит, Гиммлер или кто-то из высокопоставленных эсэсовцев знали о самом факте переговоров и решили нам немного подыграть. Возникает вопрос: а с какой целью? И для чего тогда Гиммлеру сначала выпускать евреев, а потом арестовывать фон Гетца? Не логично. А логично то, что переговоры шли под контролем С С. И Гиммлер знал об этих переговорах или мог знать. Хреново. Что еще? Фон Гетца арестовали, и он под давлением заманил Валленштейна в немецкое посольство. Об этом я узнал в штаб-квартире Международного Красного Креста, и вряд ли им нужно было врать мне по такому пустяку.
