Добряком он не был, наш Добрый Друг,
Мой друг Иисус Христос,
И средь многих недаром он выбрал нас —
Товарищей волн и гроз.
Когда стража пришла, а за ней толпа,
Он сказал нам: «Не надо слез,
Я еще возвращусь к вам, мои друзья,
И незачем вешать нос!»
Мы прошли частоколом поднятых пик,
И я слышал его вопрос:
«Почему же я в городе не был взят —
По задворкам искать пришлось?»
Он не звал нас, мы сами пошли за ним.
Был он строен, русоволос,
Вечерами мы часто вкушали мед
В тени виноградных лоз.
А книжных червей он терпеть не мог,
Не желал принимать всерьез,
Только нас, рыбарей, он позвал в друзья —
Товарищей волн и гроз.
Вы бы видели, как он, всходя на крест,
Исполнялся мощи и рос!
Если б кто-то сказал мне, что был он слаб,
Я бы череп тому разнес!
Он сказал нам: «Увидите – буду жить!» —
И поправил волну волос.
«Что, красиво, как смелый идет на смерть?» —
С насмешкой он произнес.
«Мне товарищ каждый, кто глух, незряч,
Оклеветан, голоден, бос —
Ибо только страдавший имеет власть!» —
Так говорил Христос.
Многие тысячи шли за ним.
Сыном Божьим он был, Христос.
Но по крови своей человек он был —
Человека же нет без слез.
И плакал он, когда кровь его
Обагрила серый утес,
Но как радость принял он эту боль
И как жизнь ее перенес.
Вместе с нами закидывал сети он
И тянул корабельный трос,
Когда мы плыли в Геннисарет,
Ибо сердцем он был матрос.
И были глаза то как пена волн,
То как тихий, бесшумный плес,
И не зря среди прочих он выбрал нас —
Властителей волн и гроз.
Я видел тебя вкушающим мед, Я познал твою смерть, Христос.
Кеннет Фиеринг***(1902 – 1961)
Канун Святой Агнессы
Декорации: засиженное мухами утро понедельника,
Папиросный ларек без окон,
Две кривые улочки.
Действующие лица: шестеро полицейских и Луи Глатц.
Громыхание поездов предвещает грядущее чудо,
А тем временем Луи Глатц взламывает папиросный ларек
И выручает
S 14,92
Офицер Доулан видит что-то подозрительное,
Он окликает взломщика,
Но опасный, обаятельный, косящий на один глаз
Луи Глатц, этот бандит и гад,
Вынимает свой автомат
И: «Рат-а-та-тат,
Рат-а-та-тат»
И офицера поспешно уносят.
Но Луи бежал, как шальная тень,
По улочке, узкой, как коридор,
И офицеры преследовали его,
Про себя повторяя: «Позор, позор!»
И: «Рат-а-та-тат,
Рат-а-та-тат» —
Отвечал Луи, точнее его автомат.
И тогда шериф Питер Вендотти откатился от своей жены,
Выкарабкался из постели и запрыгал, трясясь от холода,
По ледяному полу,
Слушая заикающуюся речь быстрой смерти,
Обретенной кем-то в открытой аудитории,
