— А, между нами говоря, этот Евгений просто хлыщ. Вы согласны?
— Я? да, да…
— Скажите, откуда взялась ваша фотография у Зои Сергеевны? Разве вы…
— Мы ведь знали друг друга давно…
— Хотите обменяться со мной карточками?
— Да, очень тронут.
Игнатович пожала мою руку локтем и повлекла из фойе.
— Мы замечтались: кажется, началось уже… Ах, мы мечтательны ужасно! — фальшиво протянула она и значительно взглянула в мои глаза.
Невыносимо. Только для тебя, Зоя, можно претерпевать эти испытания.
Опять рядом. Занавес еще не поднят, можно перекинуться словом.
— Как мы редко теперь видимся, Зоя Сергеевна!
— Да.
— Как я раскаиваюсь в том, что нет возврата к прошлому!
— Что ж делать!
— А вы?
— Простите, я не могу сейчас говорить об этом.
— Когда же, когда…
В этот момент взвился занавес, потух свет в зале, я наклонился к барьеру и, как к святыне, приложил свои губы к руке Зои. Она вся содрогнулась, сняла с барьера руку и вздохнула. Ничего не сказала. На сцене разочарованный Онегин уже читал нотации растерянной Татьяне, и вдруг мне показалось, что Онегин — это я, а Татьяна — Зоя. Об этом же, вероятно, думала и Зоя, потому что, когда кончилась эта картина, она обернулась в мою сторону и, печально покачав головой, сказала:
— Хорошо, что еще счел нужным объясниться лично! А то ведь мог ограничиться письмом с отказом от руки и сердца. Впрочем, не всё ли равно?.. Хотите, пойдем… Здесь душно…
Я вскочил и стал расталкивать столпившуюся в дверях публику… Кто-то обиделся и сердитым басом произнес:
— У нас собственный полицеймейстер!..
— И собственный дурак! — бросил я на эту реплику и подал руку Зое.
— Я не хочу — в фойе. Пойдемте на лестницу, там свежее.
— Куда хотите, Зоя…
Стоим на лестнице: она — облокотясь на перила, я сбоку, не сводя с нее глаз. Так близко, близко… Как прежде! Хочу сказать, что я люблю ее сильнее прежнего, и не могу: что-то стоит между нами.
— Вы, Геннадий, сильно изменились… Вы что-то пережили и вообще какой-то другой… И я — тоже. Оба мы другие. Мне кажется, будто, мы только сейчас познакомились и не знаем, о чем говорить нам между собой…
— Да, Зоя… Я пережил много… Когда-нибудь я вам скажу… А теперь я тороплюсь сказать вам одно, главное…
— Не верю… Если бы вы знали, как я вам верила… и что вы сделали с моей верой в людей вообще!.. Впрочем, это становится похожим на оперу, которая идет на сцене… Бросим и никогда не будем к этому возвращаться. Теперь я хочу учиться, только учиться наукам…
Зоя вздохнула и опустила голову.
