— Вот язык любви, — сказала она, подошла, поцеловала и прибавила: — Другого я не знаю… Говорю только на своем родном языке…
И опять показала кончик языка…
— Не ревнуй! Напрасно… Тебе позавидовали бы очень многие…
Хотелось рыдать… О чем? — не знаю… Бессильная тоска проползла в душу. Безумное желание слить в одном трепете свою душу с душой Калерии и почувствовать, что и душа ее — моя душа!..
— Я не могу овладеть твоей душой, как овладела ты — моей…
— Что же, милый, я могу сделать?.. Пройдет… Всё пройдет!.. И скоро душа твоя будет опять свободна…
Я схватил руки Калерии и стал с злобой ломать. Мне захотелось сделать ей физическую боль, потому что я не мог сделать ей другой.
— Больно! Больно! Опомнись!..
— Я могу убить тебя…
Вырвалась, рассердилась… На глазах слезы.
— Ты, пожалуй, захочешь бить меня, противный мальчишка!
Ушла в бор, а я упал на смятую траву и стал метаться, задыхаясь в тоске и бессильной злобе…
— Я убью тебя… убью!., убью!.. Господи, Господи, что мне делать? что делать?..
Не знаю, сколько прошло времени… Я плакал горячо и долго. Потом стих и только долго еще не мог остановить спазмы в горле и вздрагивал всем телом… И забылся в странном полусне: слышал пение птиц за окном, шум в бору, похожий на далекий морской прибой, слышал гудящую на стекле муху, но всё это было где-то далеко, непонятно, странно. Я плавал в волнах каких-то воспоминаний, прошлых, далеких и близких, и всё путалось: и радость, и горе, и смех, и слезы, и не знал я, счастлив или несчастлив я… Грезился смутно образ какой-то женщины, а, может быть, девушки, то светлый, то темный… беседка в палисаднике, столик, алгебра, золотая коса… беседка в саду, окно в гуще сирени, сидящая на крылечке печальная фигура матери… То склонялась надо мной белая, то черная, и одна плакала, а другая смеялась, и когда я протягивал губы к белой, она вдруг превращалась в черную. Отчего у тебя одна коса золотая, а другая — черная, как смола? Гудит пароход… Нет, это — муха… Смешно… Кто-то сильно толкнул избушку, какой-нибудь великан…
— Один?.. А где твоя краля-то?
— Ах, это ты, дедушка!
— Жареху принес: уточку… Пора обедать…
Я оглянулся и сразу вспомнил всё, что пережил, и прежде всего почувствовал, что нет Калерии…
— Не видал, дедушка, Калерии, моей Калерии?.. Ах, какой ты бестолковый!
— Не пойму слово-то…
— Жены, жены!..
— А-аа! Утром видел, как она в бор ушла… Неужели с тех пор не вернулась? Не заблудилась бы… Эко дело-то! Надо бы поискать, покричать… Кабы скоро дождичек не пошел: вся измокнет…
