— Проклятый!
А он не боялся и всё ярче и гуще разбрасывал свои огни на высоких темных горах.
— Вот и Симбирск! — произнес кто-то в темноте, с радостью в голосе.
— Ну, а что же дальше? — сердито бросил я в темноту.
— Ничего! Симбирск, говорю.
— Вижу. Не слепой…
— То-то и есть! Слезать мне.
— А мне какое дело? Сделайте одолжение, я не задерживаю.
— Уж, конечно, вас не спрошусь, а сам слезу… Губернатор какой!
Невидимый пассажир пошел в одну сторону, я — в другую..
— Зоя! Можно?..
— Ннн… ну уж ладно, идите…
— Давайте, я затяну ремни!
Схватил чемодан, злобно уперся в него коленом и, натянув ремень изо всех сил, оборвал пряжку.
— Эх, чорт!.. пряжки! Ну, да обойдемся и без нее… Готово!
— Кажется, всё…
Зоя печально огляделась по сторонам, задумалась, потом посмотрела с жалобной улыбкой на меня. Вздохнула и повторила:
— Теперь всё…
И опустила голову… А я поднял голову, встряхнул волосами и взял ее руку.
— Ну, скажи мне что-нибудь на прощанье!
— У-уууу! — загудел свисток…
Зоя торопливо перекрестилась.
— Я жду…
Девушка рванулась ко мне и вдруг, закрыв лицо руками, остановилась. Я привлек ее к себе и поцеловал в щеку.
— Не забудешь?
— Нет.
— Уверена в этом?
Она не ответила, только кивнула и сконфуженно взглянула мне в глаза…
На палубе беготня, за окном — шум и перекрестный говор. Пристали.
— Пора!
— Пора.
— Милая, голубок мой!.. Пора.
— Надо матроса.
— Свободен? Бери вещи!..
— Ну, будь здоров, не грусти…
— Нет, нет, я провожу тебя… Человек! Перенесите мои вещи в эту каюту: я хочу — здесь, в твоей…
Гуськом спустились вниз по винтовой лестнице и с волною народа проплыли на пристань.
— Барышня! Барышня! Я — здесь…
— А, Семен! Приехал?
— С утра жду. Давай-ка вещи-то, сам донесу…
Семен отобрал у матроса вещи и поволок их на берег. Мы шли позади молча и не знали, о чем говорить… Загудел свисток парохода, я схватил обе руки девушки и стал их покрывать жадными, торопливыми поцелуями. Она приостановилась и, освободив руку, перекрестила меня:
— Иди, милый!.. Всё равно уж…
А в голосе — дрожь и близкие слезы…
— Ууу-у-у!..
— Прощай!
— Не забывай!
Расстались. Ушла и быстро исчезла в темноте… А я, вбежав на балкон парохода, долго вперялся в темноту ночи и жадно вслушивался: не звенят ли на горе колокольчики. Мешают: шумят, стучат, бранятся на пароходе и на пристани, дрожит и ворчит пароход, кто-то где-то плачет и кто-то смеется… И в третий раз загудел пароход, и гулким эхом отозвалась ему темнота: «у-у-у»!
— Прощай! Может быть, ты тоже смотришь с горы на огни парохода и говоришь мне «прощай»! — Да, ты смотришь, я это знаю, и думаешь обо мне… И, может быть, ты, как и я, отираешь платком слезы…
