Дверь в парадной нарочито тихо прикрылась.
– Издевается! – вскликнул Павел Федорович и посмотрел на часы. – Второй час ночи!
Профессор доел кашу и прилег, но сон не шел, он то ложился, то вставал и изредка поглядывал в окно, все еще надеясь увидеть фигуру любимого студента.
– Чертова бестолочь! – бубнил он. – Надо было его завести в квартиру! Стояли, как два истукана! Да он еще и пьян, наверное!
Незаметно для себя профессор задремал.
С дивана его столкнул сильнейший звонок в дверь. Он вскочил и подлетел к двери. За нею стоял все тот же Степа, в руке он держал оторванную от телефонного аппарата трубку, прижимая ее к уху, и как будто внимательно слушал.
– Да заходи ты, дурень! – сказал профессор и придвинул Степу так, чтобы закрылась дверь.
Степа сел в прихожей, достал из куртки пачку папирос, выдул одну папиросу, продул другую уже нормально и закурил.
– Есть будешь? – спросил профессор и метнулся на кухню, – сегодня у нас каша с молоком.
Степа согласно качнулся вперед и подавился дымом, закашлялся.
– Павел Федорович, – заговорил он корявым голосом, – простите вы меня за это самое!
Извинившись, Степа прошел, не раздеваясь, на кухню и сел напротив профессора.
– Но вы неправы! – скорбно утвердил Степа. – Вы неправы в самом важном вопросе!
– Степа, давай кушай, завтра разберемся! Давай завтра! – пытался успокоить студента Павел Федорович.
Степа опять согласно качнулся и опять закашлялся.
– Знаете, – сказал он вдруг, взмахивая ложкой, – а ведь я любил вас той самой, этой самой!
Проглотив кашу и выпив чая, он теперь замолчал.
Профессор говорить с ним в таком состоянии не собирался и все ждал удобного случая, чтобы уложить парня на диван: пусть проспится.
Степа согрелся и стал зевать.
– Иди спать, сынок, – сказал профессор.
– А вот здесь вы дважды неправы! – ответил ему Степа.
И тут же пулеметом выпалил ответ на тот самый вопрос, на который не ответил на экзамене. Причем рассказал с такими красками и со смаком, что Павел Федорович понял: Степа это все и раньше знал.
Когда студент закончил, на глазах профессора выступили слезы.
Степа сказал:
– Вот она, любовь, а вы говорите – обидно! Обидно кому? Если б я не знал, так и не знал бы…
– Но зачем, Степа? – утыкаясь взглядом в морозное окно, задал вопрос Павел Федорович.
Степа встал и пошел в прихожую.
– А что для вас важнее? – спросил он.
Входная дверь хлопнула.
Профессор тер пальцем щеку в том самом месте, где засыхала слеза…
