— Это ты, Гэмо?
— Это я, Рыпэль.
— На «Веге» приплыл?
— На «Веге».
Рыпэль еще раз вгляделся в лицо Юрия Гэмо и медленно произнес:
— Была бы жива мать, она бы тебя не сразу узнала… Такой ты стал… Выглядишь, как секретарь обкома комсомола… Возмужал… Говорят, писателем стал?
Он пристроился рядом с Гэмо и продолжал:
— Когда я в школе учился, думал, что все писатели давно умерли… Однако, как оказывается, есть еще живые…
Из ближайшего домика вышла женщина. Гэмо сразу узнал свою двоюродную тетку Ранау. Близоруко всмотревшись в Гэмо, она всплеснула руками, подбежала, ткнулась лицом в грудь и зарыдала, приговаривая:
— Она уже не встретит тебя, не обнюхает по нашему старинному обычаю! Не приготовит тебе вкусного моржового мяса, не заварит чаю и не сделает лепешек на нерпичьем жиру!
На ее пронзительный вой из ближайших домов стали выглядывать люди. Весть о том, что вернулся сын убиенной Туар, мгновенно разнеслась по Уэлену. Прибежала и сестренка Галя. Она громко всхлипывала и причитала вместе с другими женщинами. Только теперь Гэмо заметил, что все они пьяны и от всех несет каким-то кислым хмельным духом.
Галя повела брата в дом. Ее теперешний муж, бывший оленевод Алянто, громко храпел поверх одеяла сбитой в комок постели. Все попытки сестры разбудить его оказались тщетными, хотя она орала ему прямо в ухо:
— Вставай! Брат мой приехал! Вставай! Гэмо приехал!
— Что он так? Может, болен?
— Не болен он! Пьян! — сердито сказала сестра и предложила: — Выпьешь кружку браги?
Не дожидаясь ответа, она зачерпнула из обложенного старыми оленьими шкурами сосуда вонючей жидкости и протянула брату:
— Помянем маму…
От тошнотворного запаха Гэмо чуть не вырвало.
— Что же вы пьете в такую рань?
— А что? Сегодня суббота. Отдыхаем… В магазине есть спирт, но его дают только по бутылке.
Весь Уэлен был пьян.
Гэмо шел по улице, которая часто вспоминалась в Ленинграде, и ему, не считая детей, не встретилось ни одного трезвого человека. Казалось, даже собаки отведали густого пьянящего напитка — они лениво, мутными глазами провожали незнакомого человека, и ни одна из них даже не залаяла.
В дальнем краю селения, неподалеку от ручья, где уэленцы брали воду, Гэмо вдруг увидел рядом с новеньким домиком знакомую ярангу Атыка, своего дальнего родича, певца и лучшего исполнителя древних танцев северо-востока.
Он был трезв, как и его жена, которая, узнав гостя, всплакнула по обычаю, но тут же принялась хлопотать об угощении.
Атык повел Гэмо на кладбище.
