Скоро Гэмо начал ловить себя на том, что он стал писать как бы с оглядкой на этих таинственных невидимок, стоящих на страже не менее таинственных государственный тайн.
Он увлекся новой рукописью и просиживал за работой ночи. Иногда Гэмо строил свой день так: ложился спать около четырех, а потом вставал часов в одиннадцать, пил крепкий чай и усаживался за стол. В тишине спящей квартиры, угомонившегося города, однако, работалось не так уж хорошо. Прежде всего, Валентина не могла спать, пока муж сидел за столом. Он упрашивал ее заснуть, уверяя, что ее бодрствование мешает ему. Валентина делала вид, что засыпает, но Гэмо, слушая ее дыхание, догадывался о ее притворстве.
В тишине, в неожиданно возникшей пустоте от впечатлений, приходили странные мысли. Думалось обо всем, но только не о рукописи, к которой приходилось возвращаться с немалым усилием. Острое чувство зябкого одиночества, несмотря на присутствие жены и детей, охватывало Гэмо, и он невольно начинал думать о своем двойнике, о его мыслях, о том, каково ему после смерти жены одному растить и воспитывать ребенка. Жизнь не совсем полна, если ты чувствуешь себя одиноким путником на большой жизненной дороге, открытой всем ветрам, отставшей от стаи птицей, отколовшимся от стада оленем… Неужели это от того, что он оторвался от народа, от привычного, сложившегося веками уклада жизни? Но ведь такое произошло со многими людьми не только на Чукотке, но и во всей стране. Такое бывает в той или иной степени во всем мире, но все ли чувствуют себя так сиротливо, лишенными невидимой поддержки присутствия своих? Он словно кит, отставший от стада своих сородичей, он окружен холодными, враждебными смерзающимися льдинами. Редко, по случалось, что такие одинокие киты вмерзали в лед недалеко от Уэлена.
Одиночество гибельно для живого, тем более для человека, и хорошо, когда слышишь дыхание родного, близкого человека. Гэмо представил себя одного, без Валентины, без детей, мирно посапывавших во сне в своих кроватках, и ощутил озноб, холод во всем теле. Бросив рукопись, раздевшись, он нырнул в тепло постели и прижался к жене.
— Ты что? — спросила Валентина. — Не пишется?
— Дело не в этом, — ответил Гэмо. — Написать всегда успею… Я вдруг почувствовал себя таким одиноким.
— Наверное, все же тебе надо съездить на родину, — помолчав, сказала жена. — Ты говорил, что лучшее время для путешествия лето. Вот и поедешь летом, а мы уже втроем будем тебя ждать на даче. Кстати, ты подал заявление?
