– Ну, это уж ты их спроси, – безмятежно ответил Галаган.
– Кого – их?
– Ну ваших, из Чекушки. .
– А ты в каком райкоме на учете?
– В ячейке губоно…
– Чего же они в такое нестойкое время в бандитские волости коммунистов попусту гоняют? – возмутился матрос. – Никуда негодно. Ты какой дорогой ехал, гривами иль продоль реки?
– Как приходилось, – пожал плечами Галаган.
– А через речку Оёшь?
– И через Оёшь… вернее, объехал Оёшь…
– Ладно добро… Извини, что задержали… Можете продолжать следование в Новониколаевск, только партбилет, извините, пока задержим… И браунинг, пожалуйте. После проверки зайдете в губчека – получите обратно.
Галаган, снисходительно махнув рукой, выложил пистолет: мол. о чем говорить, раз нужно – пожалуйста!
– До свиданья, товарищ Лысов… Так, кажется?.. – И направился к выходу, но за спиной услышал:
– Стоп! На месте! Руки вверх, не шевелись! Второго револьвера нет?
Обыскав, чекист бросил Галагану:
– Садись!
– В чем дело, товарищ! Арестовываете, что ли?!
– Понимаете, – сказал чекист, – Оёшь объехать невозможно: все мосты бандиты пожгли, а брода и на двести верст не найдешь. Если бы еще на лодке – можно поверить, да перевозы-то здорово охраняются. С того берега стреляют… А в ходке – ну никак! И речку Вьюну не объедешь, и Чаус, и Уень-реку… Везде бандиты свои пикеты понатыкали да секреты… По деревням пьянствуют, а на въездах – ничего не скажешь – службу правят. Это – раз. Оружие в партийный документ не в Чека вписывают, а в райкоме – это два. Своего райкома не знаете – три… Выехали вы из Томска до мятежа, выходит, а отметок на мандате нет, а отметки должны быть – четыре. В тетрадках уроки еще в девятнадцатом году записаны, в колчаковщину. Долго проверяете, гражданин учитель… Понимаете, не совпадает…
– Да ты послушай… – начал было Галаган.
Но чекист отмахнулся:
– После, в Чека… Слышь, браток, отведи-ка его в баню. И давай сюда второго!
Привели Афоньку, и тот сразу понес несусветную чушь: получалось, что через речки переправлялись на ходке же, вплавь…
– Парус не ставили? – подмигнул матрос. – А ну, подыми руки, тип!
В картузе Афоньки нашли два документа: справку об освобождении из Томской тюрьмы, датированную началом девятнадцатого года, и «мандат». Начав читать второй документ, матрос присвистнул и продолжал чтение вслух, то и дело поглядывая на задержанного:
– «…диствительно является милиционером колыванской народной власти и дозволяется ему арестовывать куммунистов и большевиков и всяких врагов крестьянства… что подписом и удостовер
