— Белое с серебром изящнее, чем с золотом, не правда ли? Золото кричит… В театре должны быть спокойные краски, чтоб ничто не отвлекало зрителей от сцены».
Обильные познания Саввы Тимофеевича сочетались с прекрасной памятью. А. Н. Серебров писал о Морозове: «Иногда — от вина и усталости — он впадал в состояние разнеженности и тогда декламировал стихи: по-русски — Пушкина, по-английски — Броунинга». Это подтверждал и М. А. Алданов: «…он много читал и знал наизусть «Евгения Онегина». О том же рассказывал Горький: «Я был тронут его восторженной оценкой Пушкина, он знал на память множество его стихов и говорил о нем с гордостью… Мы сидели на диване в маленькой комнате; вспыхивала и гасла электрическая лампочка. В окно торкалась вьюга, в белых вихрях ее тревожно махали черные ветви сада, отбиваясь от полетов метели. Взвизгивал ветер, что-то скрипело и шаркало о стену, — коренастый человек увлеченно говорил о новых течениях русской поэзии, цитировал стихи Бальмонта, Брюсова и снова восхищался мудрой ясностью стихов Пушкина, декламируя целые главы из «Онегина». Купеческая дочь М. А. Гарелина, урожденная Крестовникова, с которой Савва Тимофеевич общался в юные годы, однажды спросила его, как он может помнить столько стихов; тот ответил: «Мне стоит два-три раза прочесть, что мне особенно приятно, и я запоминаю».[77] Великолепная память позволяла Морозову охватывать проблему в целом, держать в голове не только ее состояние на данный момент времени, но также истоки ее зарождения и целый спектр возможных последствий.
Иными словами, Морозов умел и любил мыслить масштабно. Он нередко высказывал на публике парадоксальные, даже крамольные мысли, сформулировать которые решался далеко не каждый. Эта прямота многих восхищала в нем. При всей необычности решений, при всей задиристости формулировок морозовские мнения нередко в гораздо большей степени отвечали практическому состоянию дел, нежели более «аккуратные» высказывания его оппонентов. Человек этот возбуждал искреннее любопытство даже со стороны недоброжелателей. От Морозова ждали мыслей пусть и радикальных по форме, но исполненных глубокого ума по содержанию.
Умение Саввы Тимофеевича решать практические вопросы ничуть не уступало ни по масштабу, ни по широте охвата его теоретическим познаниям. В. И. Немирович-Данченко отмечал: «К нему очень подходило выражение «купеческая сметка». Занимаясь тем или иным делом, Савва Тимофеевич старался узнать о нем всё, вплоть до мелочей. Поражает размах его участия в решении самых разных вопросов.
