— Ага… у меня там друзья остались… по городам…
— Тьфу, друзья… что друзья, я вот с Минобороны связаться не могу, вот это покруче будет… И ни сети, ни рации, ни радио, ни хрена… по телеку рябь одну кажут… А что друзья… тьфу… одноклассники, контакты эти…
Я понял, что мне не о чем с ним говорить — про Дримвуда и Музу, про Кошачьего, и про Феникса… не поймет… не захочет понять…
— …и рушатся миры, и звезды падают,
И плачут ангелы — о нас…
— Здорово, — выдохнул я.
Конечно, было не здорово, далеко не здорово, много можно было сказать и про размер стиха, про аллитерации, про диссонансы, про… Да и вообще Муза мне никогда не нравилась, все эти юношеские завывания о звездах и мирах, о том, как он ушел, и как дальше жить, и…
Но теперь все это не имело значения — что, как, почему, зачем… за каждое Музино стихотворение ставил пять баллов — не глядя, оно того стоило… Вот ведь что ценно, вот так собраться в нашем уютном клубе, у камина, где даже Гейгер поутихает, прислушивается…
— А что-то вы давно не пишете…
— Да так… как-то не пишется… вот, зарисовочку сделал про Колаича своего… прикольный мужик…
Я развернул свои наброски, начал читать про Колаича, как он чинит трансформатор, ворчит — ну что ему надо, вот что ему надо-то, как отходит от вроде как починенного трансформатора, он тут же ломается снова, Колаич бросается к проводам с криком: да задолбала, сука…
Читал — сам не понимал, что читаю, смотрел и смотрел на часы, ждал — сам не знаю, чего. Уже знал, что Паучиха не придет, как не пришла вчера и позавчера. И все-таки ждал, что-то во мне помнило, что третьего дня она появилась в половине шестого, еще принесла оладьи, замешанные непонятно на чем, вот, угощайтесь, ребятишки мои есть не стали, им все сникерсы подавай…
— Зажрались… ребятишки ваши, — кивнул я.
— Да не говорите, Альтаир… все не понимают, что скоро вообще на одной коре березовой жить будем… — кивнула Паучиха.
Что-то как будто оборвалось во мне, я вспомнил про мясо, выложил из пакета на тарелку солидный кусок.
— Вот… угощайтесь… говядина…
— Это… откуда? — ахнула Муза.
— Да… у Колаича столы ломятся. Он же военный, они в своих бункерах хорошо запаслись… Это я… из своего пайка…
Почувствовал, как краснеют уши. Знали бы они, из какого пайка… спер со склада…
— Да вы детям своим возьмите, — спохватился я, глядя, как Паучиха нехотя скребет вилкой крохотный кусочек мяса.
— Ох, спасибо вам огромное…
Это было третьего дня. Сегодня время уже перевалило за семь, я все еще смотрел на часы, все еще ждал Паучиху…
