слиться наконец с нею в давно ожидаемом поцелуе. И конечно же, должное впечатление производили высокие скулы Гарбо и ее знаменитая идеально-белая кожа, отражающая свет, и скульптурные черты ее лица — эта женщина всей своей внешностью доказывала существование Божественного промысла. Дженис могла часами лежать на кровати в номере отеля, уставившись в потолок и почти не мигая, а перед нею все стоял образ Гарбо. Она могла подолгу простаивать перед зеркалами туалетного столика, которые перерезали ее тело у шеи, и в очередной раз убеждаться, что ее тело — к ее удивлению — опять живо и готово к новым свершениям, особенно при взгляде сбоку, когда подчеркнуто хорошо видны ее роскошные бедра.
Однажды днем скрипучая дверь кабины лифта распахнулась перед нею, и она увидела перед собой красивого мужчину лет сорока или, вероятно, пятидесяти — с тростью в одной руке и портфелем в другой. Он вошел в лифт какой-то странной, деревянной походкой, выпрямив спину, и только когда он остановился в каких-то шести дюймах от нее и неуклюже развернулся лицом к двери, топчась на месте и чуть приподнимая ноги, вместо того чтобы просто повернуться, Дженис поняла, что он слеп. На щеке у него виднелся порез от бритвы.
— Лифт идет вниз, да?
— Да, вниз. — У нее перехватило дыхание. Вот она, свобода — чувство освобождения охватило ее всю, когда он на секунду задержал на ее лице свой невидящий взгляд.
Оказавшись внизу, он пошел к выходу через весь вымощенный плиткой вестибюль, прямо к стеклянным дверям, ведущим на улицу. Она быстро обогнала его, чтобы распахнуть перед ним дверь.
— Вам помочь?
— Не беспокойтесь. Большое спасибо.
Он вышел на улицу, свернул точно направо, в сторону Бродвея, и она поспешно догнала его и пошла рядом.
— Вы к метро? Я хочу сказать, что мне тоже туда. Если вы не против, пойдем вместе.
— О да, очень хорошо. Благодарю вас, хотя я вполне могу добраться и сам.
— Но раз уж я иду в ту же сторону…
Она пошла рядом с ним, удивляясь тому, как быстро он ходит. И какая жизнь проглядывает в его трепещущих веках! Это было точно так же, как идти со зрячим, но от чувства свободы, которое она ощущала, идя рядом с ним, у нее навертывались на глаза слезы. Она обнаружила, что все свои эмоции вкладывает в слова, в голос, и они вдруг сами вырвались из нее с потрясающей открытой невинностью, прямо как у юной девчонки.
Его голос звучал сухо и невыразительно, словно он редко им пользовался.
— Вы давно живете в этом отеле?
