— По-видимому, друг мой, в планы Бога входило сохранить тебе жизнь.
Как ни странно, Шапель не только понимал, но и от всего сердца соглашался со словами священника. Он не собирался умирать. Он не желал умирать. Впервые за многие столетия ему страстно хотелось жить, даже если это означало, что некоторое время придется терпеть поистине адскую боль.
Однако сейчас она почти стихла. Шапель провел большую часть дня в шкафу Молино, восстанавливая свои силы при помощи сна и темноты. Обитателям усадьбы сообщили лишь, что Шапель страдал от «аллергии» на солнечные лучи, однако это не могло помешать им то и дело стучать в дверь Молино, осведомляясь о его самочувствии.
Каждый раз, когда в комнату кто-нибудь заходил, его появление тотчас будило Шапеля, заставляя насторожиться, подобно дикому зверю. Это не слишком способствовало исцелению, так что в конце концов Молино на несколько часов покинул комнату. Он не только сообщил всем домочадцам последние новости о состоянии здоровья Шапеля, но и дал указания слугам не заходить в его комнату. Он даже запер дверь на засов, за что Шапель был ему бесконечно признателен. Было бы трудно объяснить окружающим его вид, не говоря уже об убийстве кого-либо из слуг мистера Райленда.
Все это время Молино присматривал за ним, как это часто случалось за долгие годы их знакомства. Иногда вид Франсиса поражал Шапеля — всякий раз, когда он смотрел на него, он ожидал увидеть все того же молодого священника, которого когда-то церковь приставила наблюдать за ним, словно он, Шапель, был каким-нибудь невоспитанным ребенком или экзотическим животным. Молино сумел убедить церковь, что его вместе с его друзьями-вампирами можно держать под контролем — все это время моля Бога, чтобы он оказался прав.
Молино был приставлен к нему сорок пять лет назад — энергичный молодой человек, внутри которого горел огонь Божий. Теперь же его темные волосы покрылись сединой, лицо стало морщинистым и утратило былой свет. Однако для Шапеля он по-прежнему оставался тем же молодым упрямцем, который смотрел на то, что другие считали демоном, сверху вниз, твердо веря, что Господь защитит его. Впрочем, Шапель очень быстро избавил его от этого представления. Он обнажил клыки, поверг юнца на землю и держал так, давая Молино возможность взглянуть в лицо собственной смерти.
Молино лежал под ним, уставившись на него широко открытыми глазами. Сердце его отчаянно трепыхалось. Затем Шапель вдруг почувствовал у своей груди острый конец деревянного колышка. Юноша оказался столь же бесстрашным, сколь и испуганным, и к тому же первым человеком за долгие столетия, который не только мог, но и готов был убить Шапеля, если в том возникнет необходимость. Уже одно это помогло молодому священнику завоевать уважение вампира, а впоследствии и его дружбу. И именно из-за этой дружбы Шапелю порой бывало так тягостно наблюдать за тем, как стареет Молино. Когда-нибудь священнику, как и любому смертному, предстояло покинуть этот мир, и Шапель знал, что ему будет очень не хватать друга. Возможно, конечно, что в его жизни появится другой слуга Божий, стремящийся по молодости лет доказать собственную силу и изгнать из него демона, но в ней никогда не будет второго Молино.
