Завещание императора | страница 95



Приск, не успевший проглотить кусок, не пострадал вообще. Марк и не притрагивался. На всякий случай военный трибун еще раз прополоскал рот и отправился к наместнику — узнать, как он. Наместнику было худо. Плиния, который имел дурную привычку глотать пищу почти не жуя, рвало кровью… Его уложили не в спальне, а в таблинии, куда вынесли хозяйское ложе. Здесь было более воздуха и простора для многочисленных слуг.

Супруга Плиния стояла на коленях рядом с кроватью.

Приск распорядился послать за Авлом.

Того привели. Военный трибун расположился на стуле, что поставили рядом с креслом наместника. Себя он посчитал облеченным властью если не судить, то вести допрос.

— Ты подсыпал стекло в блюдо Калидрома? — спросил, едва арестанта привели.

Авл, руки которому предусмотрительно связали, и два караульных при этом стерегли у дверей, лишь скривил губы:

— Если я скажу нет, ты мне все равно не поверишь.

— Зачем?

Пленник, казалось, не слышал вопроса. Он глядел куда-то мимо Приска и говорил монотонным равнодушным голосом, как будто рассказывал историю, которая к нему, Авлу, не имела никакого отношения:

— Плиний виноват в том, что меня посадили на тот трухлявый корабль и едва не утопили. Я проклял его и поклялся отомстить. Я прибыл сюда для мести. И… вдруг понял, что ненависти больше нет. Как киснет вино в открытой амфоре, так и ненависть моя за долгие годы превратилась в уксус печали. Я вдруг выдохся. Как бегун, который бежал слишком долго.

— Почему ты решил, что Плиний виновен?

— А кто еще мог нашептать Траяну мое имя? Другие, куда виновнее меня, выжили и сохранили состояние. Значит, кто-то лично указал на меня. Кто-то близкий к императору.

Неведомо почему, но военный трибун ему поверил.

— Это я назвал твое имя императору, Авл, — сказал Приск. — Я стремился к мести.

Арестант вздрогнул, перевел взгляд с наместника на трибуна.

— Да? Значит, сама Судьба мне велела убить именно тебя.

— Судьба велела? Или твоя ненависть ко мне так и не успела прокиснуть? — криво усмехнулся Приск.

— Ненависть? О да… тебя я по-прежнему ненавижу. К тому же я узнал о твоем умении узнавать людей спустя много лет — Плиний накануне твоего приезда рассказал на обеде, зачем вызывал тебя в Никомедию. Ты бы непременно признал во мне Эмпрония. Ты явился разрушить мою жизнь. И жизнь остальных. И забрать в Рим моего приятеля Калидрома. Ты был опасен. Ты — а не Плиний.

Приск нахмурился. Похоже, арестант говорил правду. Если Авл был дружен с Калидромом, зачем надобно было подсыпать отраву в блюдо, подвергая несчастного повара риску, быть может, обрекать на смерть и наверняка — на пытку? Опять же — Авла заперли еще до полудня, блюдо готовили долго, и если Авл всыпал толченое стекло утром, то кто-то должен был заметить, либо готовя соус, либо пробуя приправы, либо…