картину. Последовала минута полной тишины. Затем король отошел к столику, вынул из ящика точно такую же маску, как у приглашенных, спрятал в ней лицо и опустился в кресло. За ним, сохраняя прежнее молчание, бесшумно расселись гости. Только сейчас Винсент понял, что маски были выполнены из черненого серебра, и пожалел их носителей, вспомнив бедного иерусалимского короля Бодуэна IV[49]. Карлуш сделал приглашающий жест куда-то к стене, и Винсент увидел, что дворец Пена и его Лебединая зала скрывают в своих недрах небольшой, но вполне сносный органчик. Это было даже лучше, чем рояль. Но почему его не предупредили? Думать об этом было некогда, да и незачем. Уже поворачиваясь к инструменту и садясь, он увидел краем глаза, что в залу проскользнул еще один человек во фраке и маске – невысокий и тонкий. Король оглянулся на опоздавшего через плечо, но ничего не сказал, а Винсент снова подумав что-то о склонности европейцев к играм, затем унесся мыслями к тайным обществам на другом конце земли и не заметил, что уже играл и сам. В конце концов, он находился здесь именно для этого, для игры на инструментах, а не в тайны.
Что имела в виду ночная гостья? Кого они уже погубили, какого человека? Почему тьма в лесу пыталась пожрать того, кого считала своим хозяином? Почему узнала его? Икого она узнала до него? Что они об этом знают? «Надо запереть эту залу, – подумал злой шутник, уживавшийся внутри Винсента с методическим собирателем знания. – Запереть и играть, пока они не скинут дурацкие маски и не раскроют свои тайны». «Нет, – подумало вслед за этим еще одно его «я», бесстыжее и шестнадцатилетнее, – надо было сделать это с испанской девчонкой вчера ночью без всякой музыки, она бы тебе сказала все, только ты вечно ищешь пути потруднее, да и не поверил ей». В этот момент Винсент, живший по особым часам и за пару секунд успевавший унестись мыслями то ли в прошлое, то ли в будущее, дал зарок, который не нарушал потом в течение всей своей долгой жизни. Он поклялся никогда не лезть в голову людям для извлечения серьезной информации. Почему? С миром следовало играть по правилам, и эти правила он устанавливал для себя сам.
«А ведь она говорила правду», – внезапно понял Винсент и тут почувствовал за спиной нездоровую тишину. Он открыл глаза и повел мелодию к завершению. Для начала с них было достаточно. Пьеса закончилась. (Пьеса? Срочно понять, что это за пьеса! Ведь у него даже не было при себе нот.)
