В бурном воплощении совпавших желаний Боба Ивановича и Жанетты Геральдовны приход супруги доцента остался незамеченным. Заглянув в комнату, Галочка критически перепугалась, не будучи ни малейшим образом подготовленной к внезапно представшему ее взору зрелищу: две мужские волосатые ноги неподвижно торчали из-под простыни. Она отскочила от двери и дико заорала: «Убили!» Но звук не нарушил амурную ауру квартиры, потому что вопля-то и не получилось: спазм сковал горло Галочки, перехватил выдох, жгучей сухостью, как наждачной бумагой, предательски пробежал от трахеи вверх до кончика языка, и женщина потеряла голос. Однако необъяснимая сила толкала пассию второго человека в партии войти в комнату. Галочка снова приоткрыла дверь: все те же волосатые мужские ноги лежали на кровати, а по бокам от них — гладкие женские, согнутые под большим углом и разведенные в стороны. Мгновенно тело незваной гостьи превратилось в ватное, перед глазами пролетели белые мухи, и сознание покинуло Галочку.
Шум падения дамы быстро вернул Шнейдермана в координаты пространственных и временных измерений. Он несильно шлепнул секретаря костромского обкома по низу живота, схватил простыню и, произнеся лишь слово «засада», рванул в гостиную. Хвостогривова вскочила с кровати и метнулась к окну за занавеску. Жанетта Геральдовна, стоявшая совершенно голой, поняла, что случилось, услышав полуживой голос непредвиденной визитерши:
— Бибик, ты — сволочь!
— Успокойся, дорогая! — ласково попросил второй человек в партии.
— Бибик, ты последняя сволочь! — повторила Галочка.
К такой оценке Шнейдерман отнесся спокойно и, нависая обернутым простыней телом над лежавшей на полу женщиной, резонно спросил:
— Разве мы на сегодня договаривались?
Галочка приподняла голову и в третий раз произнесла:
— Бибик, ты конченая сволочь!
Боб Иванович, не сходя с места, дотянулся рукой до полки серванта и ловко выхватил небольшой пузырек. Но нашатырный спирт не понадобился: женщина почти полностью пришла в себя. Галочка встала, самостоятельно дошла до стула и попросила вызвать такси.
Шнейдерман и не пытался оправдываться. Да и не нужны были Галочке его оправдания. Она подобного не прощала. И мужчина в простыне это знал.
После того как дверь за ней закрылась, Боб Иванович вернулся в спальню. Хвостогривова продолжала стоять за занавеской.
— Выходи, отбой! — сообщил второй человек в партии. — И чего ты там стояла?
Шнейдерман оделся и прошел на кухню: хотелось есть. Через пару минут там же появилась Хвостогривова с вопросом:
