- Смотри.
Его лицо повернулось в сторону зеркала.
Я вгляделся в пыльную поверхность, где также как и на рисунке из-под серой пелены проступало
безжизненное лицо старца, возраст которого, сильно отличался от действительности. Только этот
дряхлый человек в отличие от нарисованного был живым. Скулы отражения непроизвольно
поддергивались, выдавая излишнюю нервозность, а в белых, словно лунь глазах, читался
неподдельный страх.
Я перевел взгляд на Проклятого. ОН и его зеркальное отображение разделяло лет пятьдесят.
- Говори, щенок! Откуда этот рисунок! – с раздражением прошипел Душеприказчик.
Ша вторя своему хозяину, нервно пискнул.
- Я..я..просто… Нарисовал…
Не в силах выдержать ледяного взгляда, я отвернулся и вновь встретился с безжизненными
глазами старца: серые и глубокие, словно омут, они поглотили меня, заставив вздрогнуть от
ужаса. Мне показалось, будто внутрь меня что-то протиснулось горячей сталью невидимого меча,
и все мысли открылись Проклятому и его странному животному.
- Когда это было? – последовал вопрос и его голос вновь стал спокойным.
- Вчера, или … может сегодня, - я на миг растерялся, не зная что ответить. – Мне трудно сказать…
Лицо старика откликнулось из-за идеальной глади зеркала нескрываемой печалью. Его молодой
собрат стал медленно удаляться, исчезая в полумраке комнаты: лицо закрыли дрожащие от
волнения руки, а клочок бумаги упав на каменный пол скользнул под резную скамью, на которой
сидел Ша.
Мой взгляд в очередной раз коснулся ледяной поверхности. На этот раз из-под толстого слоя
пыли взирало лицо юноши, мое собственное лицо - слегка исхудавшее, чумазое, с запекшимися от
крови губами.
ЧАСТЬ 2: Переправа слепого Езефа
Многие кто видел боль и страдания душеприказчиков перед смертью, утверждают, что и в
последующей жизни их ожидают подобные, а возможно, и более ужасные муки. Малокровие или
нервное истощение - это самое безобидное чем может быть омрачена хрупкая жизнь проклятых;
неисполненная воля умершего – вот та ужасная напасть, которая может преследовать их веками. И
не будет им нигде покоя – изнывая от тоски и одиночества, они закончат свой недолгий век, и до
последнего вздоха будут пытаться исполнить возложенное на них слово.
Но эта ли высшая форма страдания?
Оказывается, что нет. Отдаленные дороги, заброшенные деревни и опустевшие после великого
мора города стали надежными пристанищами безликих призраков, тех, кто в своей недолгой
