Говорят, четыре сотни красавиц томились в гаремном плену. Сколько-то из них повез эмир с собой в изгнание, сколько-то растерял в дороге.
Те четыре в ответ на вопросы и ухом не повели: да, жили в гареме, в служанках ходили, а теперь замуж идти за кызыласкеров согласны. Вполне добровольно.
Ситуация непредвиденная и нелепая. Не приходилось еще комиссару сталкиваться с подобным. И он решил вопрос по своему разумению и совести. Он понимал, что духовенство Кермине при-хаилось в своих мечетях, присматривается, прислушивается и выжидает. Комиссар знал и понимал, что надо беспощадно бороться с этим самым реакционным, средневековым «элементом». Он сам видел во время штурма Бухары, как науськанные имамами фанатики муллобачи кидались на штыки красноармейцев.
Не мог комиссар недооценивать влияния исламского духовенства на сердца и умы неграмотного населения Бухарского эмирата. Нельзя было давать пищу для разговоров о распущенности, моральной неустойчивости красноармейцев. Нужно было показать всю строгость революционного закона. Комиссар сразу же официально оформлял поспешные браки командиров с гаремными затворницами. И тут же, немедленно, с первыми же поездами отправлял «молодоженов», как он их иронически называл, в Ташкент, подальше от глаз кермининских ишанов и муфтиев. А там уж, в штабе Туркфронта, решат, как поступить.
Никак он не предполагал, что свадьбы примут характер эпидемии. И вот сейчас откуда взялась «такая птичка»?
— Здравия желаю, товарищ комиссар! — помявшись, пробормотал комэск «три». Смущен он был явно.
— Здорово! Что случилось?
— Да вот... Договорить ему не удалось.
— Мсье комиссар! — прощебетало неземное создание, висевшее на руке комэска «три» Осипа Гальченко.
Дальше россыпью зазвенели французские слова.
По-французски комиссар знал. У цего мать была швейцарской француженкой. Отец его, петербургский рабочий, профессиональный революционер, не раз в качестве партийного курьера ездил из России в Швейцарию, где жил подолгу. Там, в Берне, он и женился, а в конце девяностых годов привез жену с сыном в Петербург.
— А вы говорите по-узбекски? — перебил француженку комиссар. — Боюсь, что не все пойму.
Нет, воздушное создание плохо знает здешний варварский язык. Она поражена, обрадована, что мсье комиссар прекрасно владеет французским.
И снова посыпались слова. Да, она встретилась с мужественным, красивым, великолепным «офисье руж» — красным офицером. Мужественный! Восхитительный! Он спас ее и ее дочь от верной гибели, от разнузданной, опьяненной «подлой черни», спас ее честь, защитил женское достоинство. О, красный офицер — рыцарь, настоящий шевалье. Он достоин награды. Комиссар поймет ее, даму, заброшенную роком в пустыню. Она женщина, благородная женщина. Женщина, особенно француженка, способна полюбить из благодарности. И она полюбила большого, мужественного русского великана. И пусть ее жертва... да, она принесет жертву, новысокую жертву, имя которой женская благодарность.
